Карл Виттфогель - Деспотизм Востока. Сравнительное исследование тотальной власти

По всей вероятности, представители аппарата не были хорошо осведомлены о той угрозе, которую может представлять организация, противостоящая правительству. Большинство гидравлических обществ образовались раньше сбалансированных аграрных обществ, сформировавшихся в Древней Греции, Древнем Риме, средневековой Европе и средневековой Японии, и образовались вдали от этих сбалансированных обществ. И в большинстве простых гидравлических обществ независимые имущие социальные группы были слишком слабы, чтобы их политическая воля проявилась или на общих политических собраниях, или в создании корпораций, подобных штатам средневековой Европы. Демократические племенные традиции, где они существовали, по-видимому, отменялись либо тогда, когда они становились серьёзной угрозой для элиты агроуправленческого режима, либо раньше. Это могло произойти в протошумерском обществе, но даже в этом случае доказательства являются недостаточными. Как правило, представители недавно возникших деспотических государств сохраняли то состояние политической раздробленности, в котором находились владельцы движимой и недвижимой частной собственности, иногда применяя к ним насилие, но чаще не прибегая к каким-либо неуместным физическим или политическим действиям.

В период позднего Средневековья и в постсредневековые времена по-Восточному деспотические государства Ближнего Востока и Россия сосуществовали с европейскими государствами, для которых были характерны многочисленные политические организации. Но кроме Российской империи и Турции в XIX веке найдётся мало примеров того, как западные модели сознательно перенимались в этих соседних восточных (Eastern) странах. Христианские крестоносцы ослабили абсолютистскую власть поздней Византии, но тем, кто владел собственностью, не удалось создать независимые и эффективные феодальные или бюргерские корпорации. В Турции и России различные политические организации появились только тогда, когда промышленная революция и влияние западной власти создали совершенно новую национальную и международную обстановку.

Свобода конкуренции касается свободы создавать организации, а также свободы использовать бюрократические методы для развития и сохранения организационных связей, когда это позволяют обстоятельства. Объединявшиеся в корпорации бароны и бюргеры феодального мира использовали бюрократические средства в малой степени. Но история средневековой церкви показывает, что в ту эпоху могущественная неправительственная организация могла при желании выстроить впечатляющие бюрократические структуры.

В современных странах Центральной и Западной Европы, в Америке, Австралии и Японии многие мелкие и крупные бюрократические структуры существуют вне правительства и независимо от него. Крупные аристократические землевладельцы в тех странах, где они до сих пор существуют, могут использовать бюрократические методы для защиты своих интересов. Купцы, промышленники и банкиры управляют крупными предприятиями с бюрократически организованным персоналом, и когда они объединяются для достижения всеобщих политических целей, то создают или поддерживают бюрократически организованные лобби или партии. Фермеры тоже всё чаще и чаще прибегают к бюрократически скоординированным действиям. А профсоюзы и рабочие партии набирают экономическую и политическую значимость, потому что эффективно используют бюрократические методы для реализации организационного потенциала, заложенного в сосредоточении рабочих на крупных заводах.

Из всех этих видов развития расширение крупных торгово-промышленных предприятий до размеров монополистических гигантов подвергалось особому критическому разбору некоторыми аналитиками, которые видели в этом процессе настолько значительную особенность нашего времени, что решили именовать всю эпоху периодом 'монополистического капитализма'.

Концепция 'монополистического капитализма' является настолько же провокационной, насколько и обманчивой, но её недостатки помогают нам увидеть в правильном свете особенности монополистической бюрократии Востока. Современные гигантские предприятия действительно огромны по размерам и по влиянию и, безусловно, подавляют или поглощают много средних и мелких конкурентов. Но лишь в редких случаях они могут предотвратить действия других гигантов в иных отраслях экономики. И они не могут предотвратить возникновение крупных социальных противников, таких как Большое Правительство и Большой Трудовой Союз. Поэтому термин 'монополистический капитализм' является неправильным для институционального устройства, в котором множество социальных сил, несмотря на монополистический уклон, уравновешивают друг друга таким образом, чтобы предотвратить возможность исключительного руководства любой из этих сил.

Никакие подобные ограничения не ослабляют монопольные претензии тотального аппаратного государства. Элита гидравлического общества не допускает существования ни одного значительного бюрократически организованного противника. Они применяют методы исключительного руководства, безжалостно и непрерывно действуя как подлинно монополистическая бюрократия.

Таково гидравлическое общество, как это вытекает из нашего исследования. Это общество сохранялось на протяжении тысячелетий, пока в конечном итоге не пострадало от сильного воздействия растущей западной промышленности и торговли. После этого пришли в действие цепные реакции, которые дали старому строю новую форму и новое направление. Позволяет ли наш анализ традиционного гидравлического общества понять эти недавние события?

Здесь читатель, который следовал за нами до сих пор, может задать несколько вопросов. Понятие гидравлического общества, может спросить читатель, выглядит в высшей степени продуктивным для изучения прошлого. Но является ли оно также полезным для оценки настоящего и будущего? Не является ли 'феодальная' интерпретация жизненных условий Востока в равной степени подходящей? Безусловно, это указывает на решительное осуждение пагубного наследия, и это осуждение уже широко распространено на Востоке (East) и на Западе.

Это вполне может иметь место. Однако в нашей ситуации законность и срок действия вряд ли могут быть решающими критериями. История социальной и расовой демагогии показывает, что ложные лозунги извращают мысли и дела людей, и тем более губительно, чем более часто и более настойчиво они произносятся. Приравняв Восток к феодальной Европе, мы теряем из виду основные различия. А не обращая внимания на существование крупных обществ незападного типа, мы рискуем отказаться от свободы исторического выбора, потому что оказываемся парализованными фикцией однонаправленного и непреодолимого развития человечества.