Карл Виттфогель - Деспотизм Востока. Сравнительное исследование тотальной власти

Книга 'Государство и революция' была продолжением обмана. В этом трактате Ленин объяснял необходимость замены существовавшего государства, в котором у власти находился правящий класс, новым типом государства, которое, как и Парижская коммуна, контролировалось бы снизу. Он обосновал это важное решение не изучением исторических фактов, а соответствующими замечаниями Маркса.

Чтобы обосновать свою претензию на восстановление марксистской ортодоксальности, Ленин обещал представить 'совокупность' взглядов Маркса и Энгельса о государстве. Для этого 'все, или по крайней мере все решающие, места из сочинений Маркса и Энгельса по вопросу о государстве должны быть непременно приведены в возможно более полном виде'.

Читатель, заинтересованный конкретными идеями конкретного автора, захочет в первую очередь, чтобы его ознакомили с главным трудом этого автора, если эти идеи обсуждаются там, а затем и с его другими соответствующими работами. А как поступил Ленин в 'Государстве и революции'? Как показывает его замечание, сделанное в 1907 году, приход русской революции все ещё должен был ликвидировать экономические основы деспотизма Востока. Как показывает его замечание, сделанное в 1912 году, 1905 год был лишь 'началом конца' стационарного 'Восточного' состояния России. И как показывает его замечание, сделанное в 1914 году, он всё ещё считал, что современную 'государственную систему России' характеризует 'совокупность черт, которые дают в сумме понятие 'азиатского деспотизма''. Таким образом, когда в 1916-17 годах Ленин обещал представить всем важные замечания Маркса и Энгельса о государстве, мы вправе ожидать, что наряду с идеями Маркса об имущественных основах государства он представит его идеи о функциональных основах и об имеющей к этому отношение российской государственной системе. Мы вправе ожидать, что он процитирует 'Капитал', главный труд Маркса, который содержит много важных ссылок на азиатское государство, как и другие его сочинения, которые касаются этой темы. И, конечно, мы вправе ожидать, что он также процитирует сочинения Энгельса, уделяя при этом особое внимание его замечанию о деспотизме Востока в России, сделанному в 1875 году.

Но ничего подобного Ленин не сделал. В книге, в которой он якобы собирался представить все ключевые замечания Маркса о государстве, 'Капитал' даже не упоминается. И все другие замечания Маркса и Энгельса о функционерском государстве в целом и деспотизме Востока в России в частности Ленин также проигнорировал. Получалось, что идея Маркса и Энгельса о функционерском деспотическом государстве исчезла. Единственный вид государства, на который ссылался Ленин, было изученное Марксом и Энгельсом и основанное на частной собственности государство не-Восточного типа.

В соответствии со своей избирательностью Ленин привёл некоторые высказывания, которые касались трёх основанных на частной собственности социальных строев из марксистской схемы: античности, феодализма и капитализма. И эти высказывания он чаще всего находил не у Маркса, а в последних разделах 'Анти-Дюринга' Энгельса и в самой слабой социально-исторической работе Энгельса: 'Происхождение семьи, частной собственности и государства'.

В 1916 году, когда Ленин систематизировал свои записи для книги 'Государство и революция', русский абсолютизм, хоть и ослабленный, по-прежнему существовал. Летом 1917 года, когда он закончил книгу, царь был свергнут; большевики пытались осуществить программу Ленина, разработанную в 1905-06 годах, включая национализацию земли, которая, по мнению Плеханова, значительно повысила бы шансы азиатской реставрации.

Таким образом, Ленин ввёл в заблуждение своих читателей по ключевым вопросам революции, которую он поддерживал. И он продолжал действовать в том же ключе и после Октябрьской революции, и позже, когда большевики укрепляли свою монопольную управленческую власть. Венцом его идеологического поворота стала лекция 'О государстве', произнесённая 11 июля 1919 года.

В книге 'Государство и революция' Ленин не приводил цитаты из 'Капитала', но по крайней мере цитировал некоторые второстепенные труды Маркса. В своей лекции 'О государстве' он не упомянул ни имени Маркса, ни слова 'марксизм'. Вместо этого он ссылался на Энгельса как на единственного авторитета в вопросах 'современного социализма'. И он рекомендовал Энгельса не из-за его многочисленных идей об азиатском государстве и деспотизме Востока в России, даже не из-за его 'Анти-Дюринга', но только из-за его популяризации идей Моргана в 1884 году. Ленин говорил: 'Я надеюсь, что по вопросу о государстве вы ознакомитесь с сочинением Энгельса 'Происхождение семьи, частной собственности и государства'. Это - одно из основных сочинений современного [283]социализма, в котором можно с доверием отнестись к каждой фразе'.

Но даже если Ленин рекомендовал каждую фразу из книги как заслуживающую доверия, он исказил некоторые из ключевых идей этой книги. Два примера представляют особый интерес для нашего исследования, оба касаются значения рабства и служат укреплению веры в то, что развитие общества было однонаправленным процессом.

Как говорилось выше, Энгельс указал в своей книге о семье, что рабство не является особенно важным элементом производства ни на 'Востоке', ни в средневековой Европе (на Востоке было только 'домашнее рабство', а германские племена, минуя 'трясину' рабства, сразу шагнули из примитивного 'состояния' в феодально-крепостной строй). Но Ленин отмёл эти важные ограничения и определил 'рабовладельческое общество' как практически универсальную фазу развития. 'Через это прошла вся современная цивилизованная Европа - рабство было вполне господствующим 2 тысячи лет тому назад. Через это прошло громадное большинство народов остальных частей света'. И один якобы общий тип основанного на частной собственности строя обязательно приводил к следующему: рабовладельческое общество - к крепостному обществу; крепостное общество - к капитализму; а капитализм - к социализму.

Эта однонаправленная схема развития не оставляла места для азиатского общества и азиатской реставрации. Вернее, она 'научно' демонстрировала то, что большевистская революция, сокрушая порочные силы частной собственности, положила начало неизбежному очередному этапу прогресса человечества: социализму.

Если бы Ленин полностью отбросил свои прежние убеждения, наш рассказ о Большом Мифе можно было бы на этом закончить. Но Ленин был 'субъективным социалистом'. И хотя режим, который он возглавлял с момента его создания, мало походил на то протосоциалистическое правительство, которое представляли себе Маркс и сам Ленин до Октябрьской революции, он продолжал декларировать свои прежние убеждения. Таким образом, хотя ради захвата власти он предал свои социалистические принципы, нет никаких сомнений в том, что он сделал это с нечистой совестью. И нет никаких сомнений в том, что он испытывал тревогу, когда скрывал азиатский вопрос.