Марсель Мосс - Социальные функции священного

В текстах, описывающих Диполии, не содержится указаний на какую- либо связь между жертвователем и жертвой до момента посвящения. Но она создается после: она реализуется благодаря общей трапезе [399], представляющей собой новую фазу церемонии. После того как жрецам отпущен грех совершенного ими святотатства, присутствующие могут без опасений начать причащение. Вспомним, что согласно мифу это посоветовала им Пифия [400]. Подобным причащением завершаются многие аграрные празднества [401]. С помощью этого причастия жертвователям Диполий сообщались сакральные свойства жертвы. Они обретали ослабленное, частичное посвящение, потому что жертву делили, а одна часть быка оставалась нетронутой. Будучи наделены таким же сакральным характером, как и предметы, которые они хотели использовать, они могли приближаться к этим предметам [402]. Именно обряд такого типа позволяет кафрам Наталя и Зулуленда в начале года употреблять в пищу первые плоды: мясо жертвы варят с зернами, фруктами и овощами. Король кладет его понемногу в рот каждому человеку, и это причастие освящает его на весь год [403]. Тот же эффект имело пасхальное причастие [404]. Зачастую во время жертвоприношений, совершаемых перед пахотой, пахарю дают часть мяса жертвы [405]. Это причащение, правда, может показаться ненужным: ведь ради устранения сакральности, ради профанирования земли и зерен уже провели предварительное жертвоприношение. Похоже, здесь имело место дублирование (одного обряда другим) [406], и возможно, что в самом деле для получения нужного эффекта иногда было достаточно причащения. Но обычно оно следует за десакрализацией, которая уже является профанированием. Это очень хорошо видно в брахманическом обряде Варунапрагхаса. Ячмень посвящен Варуне [407]. Это его пища [408]. Некогда, говорит миф, люди, которые ели ячмень, заболевали водянкой. Именно благодаря обряду, о котором пойдет речь, они избегли этой опасности [409]. Вот в чем он состоит. Среди прочих приношений [410]два жреца делают из ячменных зерен две фигурки в форме барана и овцы. Жертвователь и его жена кладут, первый — на овцу, вторая — на барана, как можно больше пучков шерсти, изображающих женские груди и тестикулы [411].

Потом животных приносят в жертву; часть предназначается Варуне, как и другие приношения из ячменя. И тогда остальное торжественно съедают. «Посредством жертвоприношения удаляют» [412]Варуну, устраняют его, освобождают тех, кто станет есть ячмень, от «оков», которые он мог наложить на них. Потом, съедая то, что остается от фигурок, вбирают в себя сам дух ячменя. Таким образом, причащение явно добавляется к десакрализации. В этом и в других подобных случаях несомненно существует опасность того, что профанирование объекта могло быть неполным и что, с другой стороны, жертвователь мог получить лишь половинное посвящение. Жертвоприношение выравнивает сакральный статус объекта, который собираются использовать, и жертвователя.

Но во время жертвоприношений, направленных на восстановление плодородия земли [413], т. е. направленных на то, чтобы вдохнуть в нее божественную жизнь или активизировать жизнь, которой потенциально эта земля обладает, в этом случае, в противоположность описанным ранее, речь не идет об устранении сакральных свойств. Напротив, данное свойство необходимо сообщить земле. Поэтому в действа такого типа обязательно входят процедуры установления прямой или косвенной связи. Нужно закрепить в почве дух, оплодотворяющий ее. Кхонды, чтобы обеспечить плодородие почв, приносили человеческие жертвы. Части тела делились между разными группами и закапывались в полях [414]. В других местах землю кропили кровью человеческой жертвы [415]. В Европе на полях рассеивали пепел Иванова дня, хлеб, освященный в Антонов день [416], кости животных, убитых на Пасху или в другие праздники [417]. Но часто таким образом использовалась не вся жертва и, как во время празднования Буфоний, жертвователи получали свою долю [418]. Иногда даже им доставалась вся жертва целиком. Это был способ обеспечить земледельцу доступ к выгодам от посвящения и даже, может быть, доверить ему силы, которые он вбирал в себя и которые в иных случаях фиксировали в поле посредством обряда. Впрочем, позже остатки трапезы раскидывали по полям во время сева или вспашки [419]. Или же делили другую жертву, новое воплощение духа земли, и рассеивали по земле жизнь, некогда извлеченную из нее. То, что возвращалось в землю, некогда и было взято из земли [420]. Это принципиальное сходство обрядов профанирования первых плодов урожая и обрядов плодородия полей, той и другой жертвы, могло в некоторых случаях привести к настоящему слиянию обеих церемоний. В подобных случаях обе церемонии проводились с одной и той же жертвой. Именно это и происходило во время праздника Буфоний. Это жертвоприношение имело двойную функцию: оно являлось жертвоприношением по поводу обмолота, поскольку оно начиналось с приношения первых плодов, но конечная его цель состояла в том, чтобы обеспечить плодородие земли. Действительно, из легенды видно, что праздник учредили, дабы положить конец голоду и засухе. Можно даже сказать, что причащение мясом быка преследует эту двоякую цель: позволить употреблять в пищу новые зерна и дать гражданам специальное благословение на будущие полевые работы.

Но продолжим анализ наших данных. Обратимся к третьему моменту обряда. Сопатр, убив быка, убил дух зерна, и зерно перестало прорастать. По словам оракула, второе жертвоприношение должно воскресить убитое животное. Именно поэтому быка набивают соломой: набитый соломой бык [421]— это воскрешенный бык. Его запрягают в плуг. Имитация вспашки, которую проделывают, проводя его по полю, соответствует разбрасыванию частей жертвы у кхондов. Но надо отметить, что индивидуальное существование быка, его дух, сохраняется и после съедения его мяса, и после того, как его сакральные свойства были переданы полю и распределены по поверхности. Этот дух, тот самый, что вышел из срезанных колосьев, помещается здесь, в набитой соломой шкуре. Этот мотив присущ не только Буфониям. На одном из мексиканских празднеств, чтобы изобразить возрождение духа, земли, сдирают шкуру с жертвы и надевают на животное, чья очередь наступит в следующем году421 [422]. В Лужице на празднике весны, закапывая «покойника», то есть старого бога плодородия, снимают рубашку с изображающего его чучела и сразу же надевают ее на майское дерево [423]. Вместе с одеждой на него переносится и дух. Таким образом возрождается сама жертва. Эта жертва — сама душа растительности, которая поначалу была сосредоточена в первинах, а затем была перенесена в животное и которую заклание этого животного очистило и омолодило. Таким образом, воскресает и возрождается сам принцип зарождения и плодородия, жизнь полей [424].