Михаил Черемных - Возвращение в Сары-Черек

Первую новость, которую мы услышали в Арките, это то, что на горе Тооку, на телевизионной подстанции, погиб человек, его нашли в бочке с водой. Предполагали, что он занимался йогой, останавливал сердце и, растерявшись, не смог его снова включить. Потом замолчали об этом, новостью недели стала другая сенсация. Уехавший за сеном лесник Эгинберды пришел домой без коня и без сена. Оказывается, едва он воткнул вилы в стог, как выскочивший из-под него огромный кабан сломал лошади ногу, перекусил вилы, вероятно древко, а сам лесник едва отскочил, в сторону… Очередная сенсация не заставила себя долго ждать. Госинспектора по охоте В. Борзова лишили всех прав, отняли партбилет за превышение полномочий – где-то задержал начальство. В Караване был суд, и нас всех сотрудников в назидание, туда возили. Сенсацией стало и то, что в Томояк-Сае пришлось застрелить зубра, бросавшегося на людей… а народ уже обсуждал с некоторой иронией, привилегии не в первый раз приезжавшего из Ташкента Анатолия Савилова. Говорили что он друг директора, имеет большие связи и деньги достаёт пачками… У него собирались интересные люди, приезжавшие из разных городов страны и меня влекли их «застольные беседы», проходившие за большим столом, главным образом вечерами, или ночью, под музыку или даже под пение соловья весной. Говорили странные, удивительные вещи – об экстрасенсах, об НЛО, военной технике, обсуждались темы связанные с политикой, с чистками в эшелонах власти, и все это напоминало нам, что где-то бурлит жизнь, происходят судьбоносные события. Ощущалось смутное, не ясное предчувствие грядущих перемен…

Нас тоже не оставляли в одиночестве. Заходил в гости Валентин Михайлович Путинцев – незаменимый человек в заповеднике, правая рука директора. Без него не решалось ни одного вопроса, он писал все отчеты для Москвы, кроме научных, все бумаги и протоколы проходили через его руки. Он дежурил в конторе, когда все разбегались по домам и маршрутам, он первый просматривал почту – газеты, журналы, читал, потом давал нам. Заходила к нам Юлия Прокопьевна Малявина, пожилая женщина, наиболее яркая фигура из всего Аркита. Она знала киргизский язык, может быть даже лучше самих киргизов, знала их пословицы, поговорки, пела киргизские, русские, украинские песни, преподавала в школе, занималась огородничеством, пекла хлеб, угощала нас и хлебом и плодами своего огорода. Она первая почувствовала холодок нового времени… Заходила баба Маруся, снабжавшая нас яйцами и некоторыми продуктами. Она была очень набожной, одевалась плохо, грязно, выглядела нищенкой… Приходил медбрат Болот, он при необходимости делал уколы Александру и маленькому Антону. Необходимость эта возникала часто. Даже если Александр и называл его «плохой дядя», он был, я думаю, что и продолжает быть, безотказным и добрым человеком. Заходил Кенеш, пожилой немного грузный человек, высокой врожденной культуры, лаборант А. Прусакова, а заодно, заведующий складом научного инвентаря. Он сильно страдал от ежегодных сенокосов, куда его постоянно отправляли на месяц и даже больше… Заходил Авган, охотник и браконьер. Он нередко стучался ночью, приносил дичь, как правило, что-то от кабана. Взамен ничего не брал, он просто делился излишками. Иногда просил лошадь. Авган много раз выручал нас и лепешками и дичью. Приходил Жеден, казах, работавший главбухом. «И зачем вы покинули такой большой город Иркутск и приехали в эту дыру?» – искренне говорил он, выслушав нашу историю. «Вы не знаете, что вас здесь ожидает». Он открыл нам «национальный вопрос», и мы впервые узнали, кто есть кто и почему это очень важно. «Как, вы не знаете кто здесь кто? Вы ничего не понимаете в жизни», и он стал нас просвещать. За примерами далеко не шел, он называл хорошо знакомые нам имена и комментировал: «Этот – бухарский еврей, он хитрый, себе на уме и держится около начальства». «А этот – еврей из Москвы. Он нашему бухарскому еврею не чета, тот его в два счета обставит. Но он здесь долго не просидит, его что-то вынудило из Москвы уехать. А этот – чистокровный узбек, он тут над киргизами голова, над казахами он, конечно, был бы никто. А вот эта семья – хохлы. Они похитрее русских и более зажиточные. Русских здесь богатых почти нет, а вот хохлы все зажиточные… Все национальности, чем дальше на юг, тем менее цивилизованные. В древности наоборот было. Самые цивилизованные казахи, затем узбеки идут, киргизы, потом уж туркмены, а самые дикие таджики, они в горах совсем одичали…» Он рассказывал интересное и поучительное, сидя на лавочке, под сиренью, потягивая чай, держа в обозрении контору и часть улицы. Рассказывал о своих командировках в Москву: «Я сразу к самому главному не иду, сначала обойду всех заместителей, узнаю как дела, что есть на складах, чего нету, договорюсь с ними, потом иду к главному, прошу, что нужно, он, конечно, вызывает заместителей, а я с ними уже договорился…». Жиден проработал недолго, через три года с огромным багажом нажитого он покинул Аркит, уехал в родной Казахстан.

В те первые месяцы нашего пребывания в Арките я приходил на работу в контору и добросовестно сидел целыми днями за столом, изучал литературу, гербарий, оставленный предшественниками, то ли Ю.С. Лыновым, то ли ещё Х.У Борлаковым, а точнее это были совершенно бесполезные остатки растений с перепутанными этикетками и ободранными цветами. Как-то, подняв голову, я увидел перед собой улыбающегося молодого человека, невысокого, плотного, с короткой черной бородкой и дружественно протянутую его ладонь. Через несколько минут, мы уже обсуждали, как подняться на видневшиеся в окно отвесные скалы, где, как он узнал, должно быть мумиё. Это был Игорь Додосян, ведавший в Сары-Челеке телевизионными делами. С этого времени он занял в нашей аркитской жизни особое место, внося в неё сумбур и веселье. Мы не карабкались с ним на упомянутые скалы, зато много раз встречались за праздничным застольем. Игорь объединил на этой основе почти всех сотрудников, погуляв в одном доме, мы шли в другой, потом в третий, не забывали приглашать и к себе. У него имелись хорошие записи концертов, он обладал великолепным чувством юмора, был блестящим рассказчиком. Впоследствии Игоря выжили из Аркита. Слишком теплое местечко он занимал. На смонтированный и полностью отлаженный им телетранслятор пришел другой человек. Следы Игоря потерялись. Я слышал, что он устроился наладчиком телетранслятора на горе Бозбу. Правда, через несколько лет он приезжал к нам в гости, в Бишкек.

Летом 1981 года рейсовый автобус выгрузил среди Аркита немногочисленных пассажиров. Один из них неторопливо поплелся в сторону конторы. Затем, через некоторое время, его одинокая, немного сгорбленная фигура, освещенная лучами вечернего солнца, стала неуклонно приближаться к моему дому, где я копался в саду. Пока приехавший приближался, я рассмотрел его. Одет он был в темный, немного помятый с дороги костюм, на ногах были надеты коричневые дешевые плетенки, а на непокрытой голове копна растрепанных, кучерявых волос. Он был похож на поэта, приехавшего отдохнуть в Подмосковье.