Дмитрий Богданов - Справедливость как основное начало гражданско-правовой ответственности в российском и зарубежном праве. Монография

Авторитетными представителями экономико-правового подхода делаются и радикальные выводы в отношении справедливости. Так, Л. Кэплоу и С. Шэйвел полностью отрицают нормативное значение справедливости, поскольку право должно иметь своей исключительной целью увеличение благосостояния. Единственной целью правовой политики должна быть эффективность 39.

Названные авторы формулируют лукавые выводы, например, о том, что политика, основанная на справедливости, в итоге поставит всех членов общества в худшее положение. Таким образом, все должно быть принесено в жертву идолу Парето-эффективности. Их лукавство заключается и в том, что они, как верно указывает Майкл Дорф, исключают дистрибутивный (распределительный) элемент из сферы справедливости и переносят его в сферу вэлферизма 40. Это неверно, так как со времени «Никомаховой этики» Аристотеля справедливость не рассматривается в отрыве от дистрибутивной составляющей 41.

В связи с этим представляют интерес выводы Д.А. Архипова, осуществившего экономико-правовое исследование вопросов распределения договорных рисков, однако не ставшего апологетом радикального экономизма, поскольку он указал, что «человек – внутренне справедливое существо, ориентированное на взаимность и кооперацию, способное жертвовать возможностью обогащения, улучшения своего материального положения во имя справедливости… и было бы неправильным выбирать экономически эффективные решения, невзирая на человеческую природу, изначально склонную к справедливости. Внутренняя неудовлетворенность людей, вызванная пусть и Парето-эффективным, но несправедливым правовым решением, способна перевесить его очевидные экономические выгоды. Иными словами, справедливость должна сохранять свою роль критерия оценки конкурирующих правовых решений» 42.

Представляется необходимым обратить внимание на то, что Д.А. Архипов, как умеренный сторонник экономико-правового подхода, продолжает использовать категорию «правильности» (right) и справедливости для оценки экономически эффективных решений. Однако сам по себе вэлферизм, экономико-правовой подход не содержит данных критериев. Для этого необходимы внешние, объективные и внеличностные стандарты оценки, необходима надличностная система этических координат.

Так, Майкл Дорф указывает на фатальную ошибку Л. Кэплоу и С. Шэйвела, поскольку для соединения функций индивидуальных благосостояний в единую социальную функцию необходим соответствующий метод. Выбор функции социального благосостояния неизбежно вовлекает в анализ критерий справедливости 43.

Таким образом, круг замкнулся, вэлферизм сам загнал себя в тупик, поскольку он ориентирован исключительно на экономическую эффективность и не способен разграничить правильные и неправильные пути ее достижения. Как отмечает в связи с этим Джеймс Гордли, для данного учения характерно обнаружение аморальных соображений, таких как минимизация транзакционных издержек, для заключений, которые противоречат нашим моральным интуициям, например позволить людям голодать, если мы не сможем обнаружить иных соображений, кроме морали, в их поддержку. В итоге названный автор делает вывод, что, если наше путешествие подошло к такому концу, стоит пересмотреть вопрос о причинах данного путешествия 44.

Действительно, раз круг замкнулся, то наше путешествие завершено. Пример Джеймса Гордли о голодных людях сделан не для красного словца, поскольку видный представитель law&economics Ричард Познер утверждает, что очень бедные люди не заслуживают поддержки, если их чистый социальный продукт является негативным, поэтому отсутствует чья-либо вина в том, что они голодают 45.

Как быть тем путешествующим в поисках справедливости, если они хотят остаться просто людьми, не желающими быть хомо экономиксами и идолопоклонниками, разбивающими себе лоб, читая мантры маммоне. Особенно тем, кто старается следовать моральным принципам, заложенным, например, в христианстве или исламе. В связи с этим представляет интерес высказывание видного философа-социолога Эриха Фромма, отнесшего людей, настроенных не на модус бытия, а на модус обладания, к фрейдовскому «анальному типу личности». Как он отмечает, «.именно фрейдовское утверждение, что преобладание собственнической ориентации характерно для периода неполной зрелости, и поэтому ее следует считать патологией, если она остается доминирующей в более поздний период человеческой жизни. Другими словами, для Фрейда человек, занятый исключительно мыслями о том, чтобы приобретать и обладать, – это душевнобольной, невротик, а, следовательно, само общество, в котором преобладают личности с анальной структурой, следует признать больным» 46.

Предложенные альтернативы не дают четкого вектора для социального развития. Наивный либерализм Роберта Нозика возвращает нас к романтизму времен Дикого Запада. Справедливое распределение Джона Роулза не указывает на цель такого распределения, а крайние формы вэлферизма с его идеей радикальной «экономизации» человека являются проявлением антропологического кризиса, связанного с постепенной утратой человеком своей идентичности и целей к существованию.

Итак, если мы уперлись в тупик, значит, надо повернуть назад, вернуться на ту развилку, где мы ошиблись с направлением. Наступает момент аристотелианского поворота. Как отмечает в связи с этим А.В. Прокофьев, «суть “аристотелианского поворота”» состоит в формировании у целого ряда мыслителей стойкого неантикварного интереса к этическому учению Аристотеля. Последнее воспринимается ими не просто как исторический факт, повлиявший на становление ряда современных теоретических оппозиций, но и как богатый ресурсами источник для одновременного обогащения и очищения образцов этической теории, сформировавшихся в новоевропейскую эпоху и доминирующих сегодня. Наиболее общая тенденция, роднящая различные теоретические продукты аристотелианского поворота, состоит в попытке использовать преимущества этики добродетелей в сравнении с кантианской нормативной и утилитаристской этикой 47.

Представляется необходимым уделить отдельное внимание современным этическим концепциям аристотелинского поворота в целях поиска альтернативных обоснований сущности справедливости.

Аристотелианство, как этическая концепция, строго телеологично, правда, ее целью является не максимизация полезности, удовольствия или эффективности. Целью является аристотелевская эвдамония (eudaimonia), т. е. процветание и благоденствие человека, реализация всех заложенных в его природе благих способностей. Поэтому неоаристотелианство восстанавливает космос на месте этического хаоса.