Владимир Вольфсон - Противодействие злоупотреблению правом в российском гражданском законодательстве. Монография

Однако ни высокий статус проблемы, ни важность и даже необходимость ее постановки, ни многочисленность попыток ее разрешения так и не обеспечили успеха: проблема сущности злоупотребления правом, как полагает автор, так и не уяснена нашей наукой, и поэтому, конечно же, отсутствуют какие-либо эффективные рекомендации по техникам противодействия. В свою очередь, судебная практика, оставшись один на один с труднейшей задачей истолкования крайне темного смысла ст. 10 ГК РФ, раз за разом обнаруживает неспособность с ней справиться как в актах правоприменения 5, так и в мыслительных актах более абстрактной ступени, на которой она пытается подменить собой отсутствующую научную мысль 6.

Эта работа создавалась автором с твердым намерением обеспечить научной мысли приличествующее ей место. Станет ли новая попытка успешной, автор пока судить не вправе, но уверен, что из всех целей, которые может избрать сегодня цивилистическое исследование, вряд ли есть сейчас хоть одна более достойная, чем создание теории злоупотребления правом и методов противодействия злоупотреблению. Достижение этой цели станет благим вкладом в теорию субъективного права и сумеет избавить гражданское законодательство и применение его норм от одного из наиболее досаждающего им системного изъяна. Без работоспособной доктрины злоупотребления у нас и впредь будут появляться конструкции наподобие обхода закона, свидетельствующие о запущенности недуга.

Коротко о структуре этой работы. Она будет нетрадиционной. Мы отступим от классической схемы, в которой вначале должны быть ритуально перечислены имена предшественников и критически проанализированы их воззрения на предмет, а затем, и только затем, могут раскрываться собственные идеи автора. Конечно, автор вовсе не считает, что обращение к контексту научной проблемы всегда продиктовано только соображениями формальной вежливости. Более того, он как раз абсолютно убежден, что для любого научного суждения контекст действительно необходим. Однако именно поэтому представляется бессмысленной тратой времени как перечисление имен, так и попытка оценки вклада ученых там, где они совершенно не могут быть помещены в какой-либо контекст.

К сожалению, магнетизм традиции столь велик, что данным простым соображением пренебрегают даже те авторы, предмет исследования которых не предполагает построения собственной методологии подхода к проблеме, т. е. даже и в тех случаях, когда обсуждается относительно прикладная проблема цивилистики, самостоятельность суждений о которой не требует от того, кто судит, отличия в методологии, читатель, не посвященный в суть проблемы, часто вынужден довольно долго знакомиться с изложением точек зрения разных ученых, будучи совершенно неспособным их оценить, так как сама проблема толком не сформулирована, не поставлена перед обзором мнений предшественников. Это и есть отсутствие контекста, а отсутствие контекста всегда лишает язык значений. Поэтому читатель такой работы просто не будет понимать то, что он читает, если только он не специалист, которому постановка проблемы хорошо знакома; но для специалиста едва ли интересна была бы такая вводная обзорная часть исследования; ему как раз важно знать, что сам автор думает о проблеме, после чего он без труда смоделирует его отношение к воззрениям других ученых. Вводная часть с обзором имен, таким образом, по большому счету нужна только для того, чтобы ввести в контекст исследования читателя, чьи научные или профессиональные интересы не вполне или вовсе не совпадают с предметом данного исследования.

Но если перед исследованием прикладной темы, обсуждение которой не требует своей методологии, подобная вводная часть была бы полезной, при соблюдении оговоренных выше условий, то в работе, относящейся к сугубо теоретической цивилистике, сколько-нибудь плодотворное выполнение которой без наличия у исследователя своей методологии невозможно, с нашей точки зрения, полностью лишено смысла обсуждать высказанные исследователями теории до того, пока читателю не станут понятными собственные взгляды автора на предмет. Ибо в отличие от прикладной темы, какого-либо контекста, отличного от собственно теоретических позиций исследователей, здесь не существует. Поэтому автору такой работы сначала следует познакомить читателя со своей теорией или, точнее сказать, с методологическим ее основанием и только после этого высказываться по адресу теорий своих предшественников, помещая эти теории в контекст смыслов, созданным его методологией. Другого, по-видимому, не дано, если только автор действительно не желает блюсти лишенный всякой научной цели и отнимающий у читателя время ритуал.

Руководствуясь этим принципом, структуру этой работы ее автор выстроил так, что она оказывается противоположной традиционной иерархии элементов. Вначале автором будет изложена его теория злоупотребления правом, в последовательности ее тезисов, ряда внутренних направлений, выводов и возможных практических приложений; затем выработанной методологии предстоит быть протестированной в применении к некоторым прикладным вопросам; и лишь в конце работы мы попробуем с ее помощью обсудить, во-первых, опыт противодействия злоупотреблению в римском правопорядке, а во-вторых, весьма коротко прошлые и нынешние положения российской доктрины и законодательства по интересующему нас предмету. Возможно, при этом удастся еще раз продемонстрировать некоторые преимущества построенной в работе теории. Впрочем, хочется сразу уведомить читателя: я едва ли собираюсь кого-либо критиковать, поскольку отличие точек зрения в данном случае будет лишь следствием методологических различий, а доказывать то, что моя методология является единственно верной, не представляется мне ни сколько-нибудь реалистичным, с учетом ограничений объема монографии, ни, откровенно говоря, сколько-нибудь интересным. Это привело бы к тому, что две трети работы заняли бы скучноватые и, по моему мнению, ненужные юристам философские рассуждения. Экономя свое и чужое время, автор без обиняков прямо здесь, во вступлении, может сориентировать не слишком осведомленного в философии права читателя, если бы он нуждался в понимании истоков этой теории, уведомив его в том, что взгляды создателя монографии, бесспорно, близки к пониманию права Рудольфом Иеринга, в том, что, как и прославленный германский цивилист, автор этой работы уверен, что субъективное право в системе позитивного законодательства всегда должно выражать объективно сложившийся в реальной действительности интерес. Как именно это происходит, об этом будет подробно рассказываться. Но полемизировать по поводу собственной методологии и сталкивать ее с другими теориями мы не станем.