Владимир Вольфсон - Противодействие злоупотреблению правом в российском гражданском законодательстве. Монография

Итак, злоупотребление правом в первом приближении имеет место в случае несоответствия субъективного права или какой-либо его составляющей субъективному же интересу, это право обосновывающему. Необходимо, однако, разобраться в том, в чем заключается это несоответствие.

Начнем с того, что каждое субъективное гражданское право следует рассматривать как правовое благо, из которого субъект, им обладающий, извлекает выгоду для удовлетворения своих интересов. Не пытаясь ввязаться не в самую принципиальную для целей нашей работы дискуссию, отметим все же, что мы не разделяем мнение, усматривающее в качестве составляющей субъективного права так называемое право на собственное действие. Смысл, условие бытия и существо субъективного права заключены в субъективной обязанности, ему корреспондирующей; никакое субъективное право не существует без одновременного такой обязанности существования. Действия по извлечению выгод из принадлежащего субъекту имущественного блага, охраняемого его субъективным правом, являются экономической, а не юридической категорией. Любые попытки описания субъективного права вне терминологии юридической обязанности неизбежно будут относиться к внеправовой реальности. «Права на собственное действие» поэтому не существует, ибо эти собственные действия в сферу права не входят, коль сколько не входят они и в сферу какой-либо обязанности. В то же время существует обязанность воздерживаться от лишения управомоченной стороны определенных возможностей по действию в своих интересах, и субъективное право этой последней стороны состоит не в осуществлении этих действий, а в требовании воздерживаться от воспрепятствования в осуществлении этих действий.

Сказанное означает, что такие действия управомоченной стороны – именно действия по извлечению выгод из имущественного блага – не могут описываться и как «осуществление права», как это также нередко случается, особенно применительно к праву собственности. В другом случае некорректного употребления понятия «осуществление права» под ним понимают действия по осуществлению правомочия в целях приобретения права. Понятию «осуществление права» и «правомочие» мы вскоре уделим пристальное внимание.

Вернемся к вопросу о соотношении субъективного права и интереса, в нем выраженного. Выше уже говорилось, что любое субъективное право в системе позитивного законодательства выражает интерес, который мы условились именовать «вмененным» в том смысле, что необходимый набор фактов, наделенных нормой законодательства правопорождающим значением, принимается как такое свидетельство внешних проявлений интереса любого субъекта, участвующего в качестве управомоченной стороны в правоотношении, предусмотренной данной нормой, которое делает основательным предположение о наличии необходимого интереса у любого такого субъекта в субъективном праве. Вменение, таким образом, выражается в том, что интерес, или, точнее, предположительный интерес, т. е. качество по определению индивидуальное и необъективное, «приписывается» разумному субъекту, причем любому разумному субъекту на основании внешних, но зато верифицируемых критериев: некоторых фактов, принимаемых за свидетельства уровня интереса у любого такого субъекта. Напротив, отсутствие ограничительно оговоренных правопорождающих оснований принимается во всех случаях как безусловный показатель недостаточности интереса, как основание для квалификации его как интереса неправомерного по отношению к данному праву. И в этом случае вменение имеет место не предположительно, а категорически: ни при каких обстоятельствах в случае отсутствия указанных в норме права безальтернативных правопорождающих фактов, интерес субъекта в материальном благе, защищаемым субъективным правом, не будет признан и без оговорки об обратном должен расцениваться как интерес неправомерный.

Можно поэтому интерпретировать юридические факты, служащие основанием определенного субъективного права, как вмененные значения минимальной квоты интереса,т. е. уровня интереса, минимально необходимого для поддержания права; если интерес не достигает этих значений, он ни при каких обстоятельствах не признается, если же достигает, он презюмируется, но может быть впоследствии признан отсутствующим, если к такому выводу приведет суд анализ его фактического состояния. При заданности же юридических оснований возникновения права, т. е. вмененных значений минимальной квоты интереса, субъективное право можно, в свою очередь, охарактеризовать как вмененное значение меры удовлетворенияинтереса, вмененного обладателю права.

Однако вмененный интерес нормы позитивного права, о котором говорилось выше, даже когда он с высокой точностью отражает объективно существующий, не зависящий от индивидуальных аберраций, интерес, остается умозрительным понятием и по определению не может служить безукоризненной репликой реальных индивидуальных интересов участников отдельных правоотношений. Ни одна, даже самая виртуозная гипотеза нормы, какие бы тонкости девиации объективного интереса она ни учитывала, никогда, разумеется, не способна справиться с этой задачей. Индивидуальный интерес не является, естественно, объективной категорией, поскольку существует в сознании субъекта, однако состояние этого интереса устанавливается судом на основании объективных фактов и верифицируемых суждений, а потому его состояние (или оценка) является юридическим, т. е., в свою очередь, объективным фактом. Таким образом, субъект правоотношения обладает своим индивидуальным интересом, частично являющимся объективным (не зависящим от данного субъекта), и поэтому способным быть ему корректно вмененным, но частично и неизбежно индивидуально отличным от этого объективного, модельного интереса. Этот интерес с правовой точки зрения поддается объективной оценке. Будем именовать этот установленный судом интерес подлинныминтересом, имплицитно отражая в этом термине предположение о том, что оценка действительно была объективной и полной.

В чем же состоит этот интерес? То есть на что именно направлен, что можно было бы считать его объектом? По-видимому, он должен быть направлен на ту самую выгоду, извлечение которой как раз и предоставляет субъективное право. Будем называть ее материальным благом как противоположное благу правовому, подразумевая, что это понятие обнимает как имущественные, так и неимущественные права. Как уже говорилось, именно масштабом этой выгоды, материального блага и должен определяться объем признаваемого за субъектом права: первичен интерес, а право, его закрепляющее, вторично. Когда мы говорим, что интерес должен быть направлен на предоставляемую правом выгоду, мы, конечно, подразумеваем, что в случае злоупотребления правом такой направленности не наблюдается или она недостаточна для сохранения права. Итак, коль скоро объектом интереса следует считать не само правовое благо, а ту выгоду, которую оно предоставляетдля удовлетворения интереса, служащего ему основой, то некорректно выражение «интерес в праве» (или в ином правовом благе); корректно использовать выражение «интерес в материальном благе».