Павел Хондзинский - Ныне все мы болеем теологией. Из истории русского богословия предсинодальной эпохи

Тридент ответил на это так:

«Если кто отрицает, что благодатью Господа нашего Иисуса Христа, которая подается в крещении, вина первородного греха отпускается; или если утверждает, что не всецело уничтожается то, что подлинно и в собственном смысле есть грех, но говорит, что только омывается или не вменяется, – анафема да будет. В обновленных нет ничего ненавистного Богу, ибо ничто от осуждения не остается в тех, которые в подлинном смысле спогреблись со Христом в крещении в смерть, которые не по плоти ходят, но совлеклись ветхого человека и облеклись в нового, созданного по Богу: невинные, непорочные, чистые, неповрежденные и возлюбленные чада Божии, наследники Богу, сонаследники же Христу, – так что решительно ничто не препятствует им приступить к небесному восхождению. А что остаются в них похоть или влечение ко греху, то святой собор признает и принимает; но хотя для борьбы и остаются, не вредят тем, кто не поддается им и мужественно при помощи благодати Христовой сражается. И даже, кто законно подвизается, увенчивается. Про эту похоть, которую когда-то Апостол назвал грехом, святой собор объявляет, что католическая церковь не в том смысле разумеет ее поименованной грехом, что она подлинно и собственно есть грех в возрожденных, но в том, что из греха проистекает [ex peccato est] и ко греху влечет. Тот же, кто будет утверждать иначе, – а. да б.» [112] The Oecumenicae Concils of Roman Catholic Church. From Trent to Vatican II (1545–1965). Tumhout, 2010. P. 20. .

Как видно, определение Собора может быть понято двояко: и в том смысле, что похоть овладевает человеком вследствие совершения им отдельного греха, и в том, что сама явилась следствием грехопадения [113] Описывая ход Собора, Йедин подробно останавливается на том, как была найдена эта компромиссная для присутствовавших на Соборе различных школ формулировка. В частности, в одном из своих промежуточных вариантов она имела изъятые позднее ссылки на блж. Августина и Фому: «В этом определении похоти Собор ссылается на Августина и разъясняет томистскую формулировку: при крещении Формальное греха удаляется. Материальное – остается как случайное» (Jedin Hubert. Geschichte des Koncils von Trident. B. 2. S. 126). В окончательном тексте указанные отсылки были сняты. Вообще, как подчеркивает Йедин, Собор стремился «выразить веру Церкви в библейских и отеческих выражениях и отойти от схоластических различий в мнениях» (Ibid. S. 127). И ниже: декрет о первородном грехе «полностью отказывается от схоластической терминологии» (Ibid. S. 135). . Эта двоякость может быть обусловлена тем, что Собор стремился в своем декрете выразить не мнение той или иной школы, а восходящее к древним отцам учение Церкви. Однако, судя по всему, именно это позволило некоторым движениям католической мысли в XVII веке выйти за рамки томизма, сблизившись при этом скорее с известными направлениями протестантизма.

Вообще, без преувеличения можно сказать, что XVII век характерен именно надконфессиональностью своих богословских течений.

Чтобы найти объяснение этому факту, следует еще раз напомнить о том значении, которое имели когда-то для западной традиции (в отличие от Востока) пелагианские споры. Очевидно также, что если культура, отщепляясь от культа, стремится обрести характер автономного человеческого делания, то церковная традиция рано или поздно соотнесет это делание с автономным деланием пелагиан. Поэтому было бы даже странно, если бы бурно развивающийся культурный антропоцентризм Нового времени не был бы опознан в Церкви, всегда стремящейся истолковать современные явления через то, что уже дано в Предании как новая разновидность пелагианства. Так и произошло. Так оказался востребован и так стал актуален в XVII веке главный борец с пелагианством – блаженный Августин, чей авторитет подняли когда-то до масштабов Учителя Церкви во многом именно пелагианские споры. Причем его влияние не ограничилось только вопросами догматического характера, но и стало достоянием практической аскетики. Можно выделить несколько комплексов мета-идей, восходящих к нему и обретших свою новую жизнь в XVII столетии [114] «XVII век есть век святого Августина» (Sellier Ph. Pascal et saint Augustin. Paris, 1995. P. I). .

Во-первых, говоря о воздействии блж. Августина на духовную ментальность Запада, трудно в этом смысле переоценить значение его «Исповеди». Среди прочего оно подтверждается имевшими самое широкое хождение сочинениями «псевдоав-густинианы», такими, как, Soliloquia animae ad Deum, Manu-ale, Mediationes, Speculum. Их появление в западной традиции изучено не до конца, но основу псевдоавгустиновых сочинений составляла именно «Исповедь», именно «ее молитвенно-медитирующий настрой определил также и стилистику этих сочинений, благодаря чему они могли не без успеха расходиться как сочинения самого святого отца» [115] Brecht Martin. Der mittelalterische (Pseudo-)Augustinism als gemeinsame Wurzel katholischen und evangelischen Frommigkeit // Jan-senismus, Quietismus, Pietismus. Gottingen, 2002. S. 56. . Указанная характерная особенность псевдоавгустинианы – личностный, «интимный» характер обращенного к Творцу монолога – способствовала, очевидно, тому, что она была органично воспринята и реформацией, и в свою очередь именно эта идущая из Средневековья традиция, а «не только дух времени, заметно способствовала индивидуализации языка благочестия» [116] Ibid. S. 61. .

Во-вторых, на уровне мистико-аскетическом необходимо отметить также восходящую к Августину и проблематике пелагианских споров идею прямого непосредственного «страдательного» следования воле Божией. Эта идея входит в число универсальных идей западной традиции [117] «Нет лучшей, нет поистине кратчайшей, нет совершеннейшей. Богу благоприятнейшей и человеку полезнейшей, кроме этой единственной молитвы: не моя воля, но Твоя да будет; не как я хочу, но как – Ты; буди воля Господня» (Дрекселлии [Иоанн Максимович, сет.] Илиотропион. М., 2009. С. 149). Ср. с молитвой Иисусовой – «лучшей» молитвой восточной традиции. . Согласно ей, истинный последователь Христа должен стать пассивным вместилищем воли Божией. Об этом согласно говорят и Франциск Сальский: «Самые полезные для нас – те случаи унижения, которые создаются происшествиями или условиями нашей жизни, которые мы не выбирали, но которые посланы Богом, а Его выбор всегда правильней нашего. Наиболее сильные, противоречащие нашим наклонностям часто бывают самые полезные. Наш собственный выбор портит почти все добродетели» [118] Франциск Сальский. О благочестивой жизни. Брюссель, 1994. С. 88. ; и Фома Кемпийский: «Кто не желает ничего внешнего, тот обретает внутренний мир; и кто отрекается от себя внутренно, тот соединяется с Богом. Хочу Я, чтоб научился ты совсем повергать себя в волю Мою, без ропота и прекословия (говорит Христос)» [119] Фома Кемпийский. О подражании Христу. М.; Минск, 1993. С. 164. ; и, казалось бы, далекий от них Иоганн Арндт: «Брать крест свой и следовать за Христом [означает] без всякого противоречия и досады в безмолвии принимать на себя всякую скорбь» [120] Арндт Иоганн. Об истинном христианстве. СПб., 1905. С. 228. .