Алексей Каплер - Киноповести

Пока говорит Валетов, от каких-то незаметных касаний его тончайшей отвертки по лампам машины с молниеносной скоростью перебегают световые сигналы, вспыхивают зеленые, синие, красные, белые огоньки, проносятся золотистые молнии.

Валетов на этом фоне похож на волшебника.

Алеша как завороженный стоит перед рождающимся чудом.

— Ну а, например, стихи?.. — говорит он.

— Сколько угодно… стихи, поэмы, драмы, романы… если только их захотят читать люди будущего…

— Сомневаюсь, — вмешивается в разговор Эйнштейн.

— Я тоже так думаю, — откликается девица, которая разносит бутерброды, — как можно совместить современную инженерию, например, с какими-то выдумками писателей… Они смешны рядом с реальной жизнью и гораздо беднее ее…

— И вы думаете, стихи станут не нужны? — робко спрашивает Алеша.

— Конечно. Люди будут смеяться над этой страстью предков… (Читает иронически.)

Александра Блока будут считать обыкновенным юродивым.

— А любовь?

— Люди просто перестанут себя дурачить этим непонятным словом. Есть мультипликация — размножение и есть страсть. А любовь…

— Но разве жизнь не станет беднее?

— Наоборот, гораздо богаче. Сколько энергии уходит на эти выдуманные переживания, ужас! Подумайте, сколько гибнет хороших людей… Любовь! Какой-то Мефистофель ее выдумал в насмешку, а все поверили…

— Я никогда не думал с такой стороны, — вежливо говорит Алеша.

— В эту машину, — продолжает Валетов, — вложена большая мысль о том, что человек способен создать себе подобное и даже нечто более совершенное, чем он сам. Зачем? Для того, чтобы сделать людей свободными от разума, от чувств… я хочу раскрепостить человека. К черту разум!.. Вот кто будет думать за нас…

А в т о р. Алеша не мог сразу во всем разобраться, но ему показалось, что во всем этом есть какая-то ошибка…

— Ну, не будем мешать… — говорит Митя и уводит Алешу от «Футурума».

— Минуточку, Дмитрий Иванович…

Митя останавливается. Теперь в нише у машины только он, Валетов и Эйнштейн.

— Что ж ты… — не глядя на Митю, говорит Валетов.

— Верно, совесть мешает… — подхватывает Эйнштейн.

Валетов пожимает плечами:

— Совесть, говорят, это вывеска фирмы «трусость».

— Ну нет, не согласен, насчет трусости Мити… извиняюсь… Но вот с Лизой… (жест, означающий, что с Лизой у Мити почему-то ничего не получается).

— Нужно быть тактичным, — останавливает Эйнштейна Валетов. — Мало ли какие случаются осечки…

— Да вы что меня как маленького подначиваете?! Сказал, с Максимовой будет порядок — и все! Подумаешь, великая проблема…

И хотя говорит Митя небрежно, но почему-то тревога мелькнула в его глазах… Почему-то он нахмурился, отходя, когда его лица уже не видят собеседники.

Входит Толя Карасев.

— Принес…

Он вытаскивает из кармана и протягивает Валетову пачку денег.

Валетов кивает головой в сторону Эйнштейна, и Димка передает ему деньги.

— А скажи, начфин, какие у тебя предложения? — спрашивает Эйнштейн. — Расходы у «Двадцать первого века» — сам знаешь… Михал Петрович и так все свои деньги тратит на проклятые полупроводники.

— Есть одна возможность…

— Только чтобы в рамках законности, — говорит Валетов, — ладно, обсудим позже… а сейчас перекур…

Отложив паяльник, Валетов выходит на кухню и закуривает.

…Эйнштейн, войдя вслед за ним, застает своего шефа в состоянии полного мрака. В нем трудно узнать уверенного в себе, насмешливого человека, которого только что видели собравшиеся в соседней комнате.

— Послушайтесь моего совета, Михаил Петрович, — говорит Эйнштейн.

Валетов молчит, жадно затягиваясь.

— Это единственный сейчас реальный выход…

Смяв папиросу, Валетов зло Швыряет ее в окно.

— Я абсолютно уверен… Он должен выполнять всю программу…

— Михаил Петрович, — перебивает его Эйнштейн, — какое это имеет сейчас значение?.. Нельзя было назначать на сегодня пуск… а теперь все ждут…

— Тысячу раз я проверял монтаж…

— Потом найдете и исправите, а сейчас давайте сделаем по-моему… ничего в этом такого нет… честное пионерское…

…Митя наливает две рюмки водки.

— Ну, Алексей, поехали…

К ним подходит Толя Карасев.

— Без тоста? Не пойдет… — Он наливает и себе рюмку. — Давай за наше, как говорит Валетов, «поколение без лица».

— Ну, я этих ваших штук не понимаю, — отвечает Митя, — мы с Алешкой за собственное здоровье. — И опрокидывает рюмку в рот.

Алеша чуть отхлебнул и, кашляя, закрывая рукой губы, отставляет рюмку.

— Эх ты, слабина… — ухмыляется Митя. — Ну, как же это тебя угораздило в бабскую бригаду попасть? Скажу тебе по секрету — я их презираю…

— Как? Вообще — всех женщин?

— Как одну! — он наливает себе еще водки.

— Дмитрий Иванович, можно вас спросить?

— Валяй. Спрашивай.

— Неужели вы всерьез говорите и верите тому, что вот тут они про любовь?.. Неужели вы сами… не любили никого?

— Да что я — психованный какой-нибудь? Девчонки со мной и так гуляют… Ну, чего молчишь?

— Так…

— О чем думаешь?

— Да не стоит.

— Говори.

— Я думаю — какой вы несчастней.

— Я?

Митя с усмешкой поглядывает на Алешу.

— Что это ты взялся меня жалеть?

— Дмитрий Иванович, клянусь вам… чем хотите… если б вы знали, какое это удивительное чувство…

— Какой я тебе Дмитрий Иванович… Зови Митей…

— Ладно.

— Ну, малый, ты меня на-сме-шил, — обняв Алешу, продолжает Митя. — Если повторить вот этим-то, что ты мне сейчас говоришь… Да они тебе «скорую помощь» вызовут… понял? Карету «скорой помощи»!.. Слушай, Алексей… а если, например, у кого-нибудь, ну у какого-нибудь знакомого, начнет внутри вроде как скрести — что можно сделать?

— Ничего! — уверенно и радостно отвечает Алеша. — От этого нет спасения! Нет!

Митя опасливо косится на него.

Общежитие.

На столе остатки «пиршества». Погашен электрический свет и зажжены несколько свечей. Из радиоприемника слышится негромкая музыка. Две девушки танцуют медленный вальс, другие тихо беседуя, сбились вокруг Лизы. Кто, сбросив туфельки, пристроился на диване, кто уселся на подоконнике. Только Зоя сидит в сторонке, в кресле-качалке.

— Потанцуем? — протягивает ей руки Нюра.

Но Зоя только отводит в сторону скучающий взгляд.

— Не троньте нас. У нас «настроение»… — говорит Лиза.

— А это что такое? — указывает на окно Нюра. Там медленно спускается на веревке большая клетка. Девушки бросаются к окну.

На уровне окна клетка останавливается. В ней голубь и голубка. К клетке прикреплен плакатик: «За мирное сосуществование». Девушки смеются.