Алексей Каплер - Киноповести

Вдали слышатся тревожные свистки юнкеров.

Многоэтажный кирпичный дом питерской окраины.

Василий и Ленин входят в подъезд.

Они поднимаются по обшарпанной узкой лестнице.

Василий останавливается.

Два негромких удара кулаком. После паузы еще один. Затем звонок.

Анна Михайловна подходит к двери.

— Кто там?

— Константин Петрович, — отвечает голос, чуть картавя.

Анна Михайловна торопливо открывает дверь.

На пороге — Ильич.

— Слава богу, слава богу, входите.

— Беспокоились, Анна Михайловна? Ну, здравствуйте…

Вслед за Ильичем входит Василий.

— Здравствуйте, Анна Михайловна!

Ильич снимает пальто и, крепко пожав руку Анне Михайловне, обращается к Василию:

— Запомнили все поручения? Да… еще прошу вас узнать, какую резолюцию приняли пулеметчики. Постарайтесь сразу достать материалы, о которых я вам говорил… Нет-нет, не пишите, это тоже нужно держать в голове… Ну, Анна Михайловна, куда прикажете идти?

— Прямо.

Анна Михайловна ведет его по коридору.

ТАК ОСЕННЕЙ НОЧЬЮ СЕМНАДЦАТОГО ГОДА В ПЕТРОГРАД ИЗ ФИНЛЯНДИИ ПРИЕХАЛ ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ЛЕНИН, ЧТОБЫ ПОСТАВИТЬ ВОПРОС О НЕМЕДЛЕННОМ ВООРУЖЕННОМ ВОССТАНИИ.

Улица Петрограда.

С цоколя садовой решетки распинается оратор. Он говорит, эффектно размахивая шляпой, густым, осипшим от выступлений голосом:

— Граждане! Недешево нам досталась свобода! Ценой лишений, ценой голода, ценой крови завоевали мы ее!.. Война!.. Война до победного конца…

Крики:

— Долой!

— Дайте ему говорить!

Шум.

Сквозь толпу к оратору упорно, молча пробирается, расталкивая всех локтями, низкорослый солдат в потрепанной шинели.

— Товарищи, граждане! Война до победного конца нужна свободному народу… — продолжает оратор, стараясь перекрыть шум.

— Сам воюй!

— …Война до победного конца нужна нам как жизнь, как воздух! — надрывается оратор. — Вгрыземся зубами во вражеское тело!..

Солдат взбирается на цоколь, снимает шинель и накидывает ее на плечи оборонцу.

Оратор осекся. Толпа застыла в ожидании.

— Хватит горло драть, показывай пример, — говорит солдат и берет оратора за руку. — Давай на фронт!

Раздаются восхищенные крики:

— Правильно! Тащи его!

— Прямо в эшелон!

Десятки рук хватают оратора, натягивают на него солдатскую шинель, надевают на голову солдатскую папаху.

— Граждане, — отбивается оборонец, — я ж не призывной! Я лично по возрасту не подхожу!..

— Подойдешь!..

— Мы поблажку сделаем, на возраст не посмотрим…

В руки ему всовывают солдатский котелок, деревянную ложку. Стаскивают с решетки.

А на его месте уже стоит матрос.

— Разрешите передать привет от революционного Балтфлота! Долой войну!

Рев восторга.

…Патруль на углу улицы. Офицер пропускает молча одного, другого, третьего прохожего и задерживает четвертого.

— Ваш документ…

Он внимательно всматривается в лицо прохожего и, не глядя на документ, машет рукой.

— Можете идти…

Останавливает следующего:

— Предъявите документ.

Вглядывается в лицо.

— Можете идти…

Солдаты топчутся, скучают.

— Кого ищете-то? — тихо спрашивает солдата прохожий.

— А кто его знает… шпиона какого-то немецкого… Оленина, что ли…

— Ваш документ…

Условный стук.

Анна Михайловна открывает дверь.

Василий входит к Ильичу.

— Здравствуйте, — говорит Ильич. — Ну, в котором часу ЦК?

— В одиннадцать зайду за вами… Вот принес материалы из Петроградского комитета…

— Давайте, давайте…

Ленин вскрывает конверты, просматривает принесенные материалы. Читает.

— Теперь вот что… Завтра открывается съезд Советов Северной области. Узнайте, передано ли мое письмо фракции съезда… (Распечатывает еще один конверт, читает.) Дальше узнайте, какие резолюции приняты вчера в Гельсингфорсе у балтийцев и состоялся ли митинг на Обуховском заводе, на чем решили… И то и другое мне нужно к заседанию ЦК… Затем передайте Надежде Константиновне…

Ильич замолчал, взглянул на Василия.

— Гм… Вы когда спали в последний раз?

Василий морщит лоб, припоминает.

— Вчера.

— Вы что, батенька, выдумываете? Вчера?

— Нет, то есть не вчера, позавчера я спал!

— Спали?

— Ну, как же! Даже сон видал такой… длинный…

— Гм… Даже сон видели… Вот что, даю вам задание выспаться. Сегодня же. Категорически.

— Хорошо, Владимир Ильич.

— На чем я остановился?

— Надежде Константиновне передать…

— Так… Передайте письмо — вот это, скажите» чтобы она не беспокоилась, и пусть сообщит, что сделал Выборгский райком по тому вопросу, о котором я писал. Это статья для «Правды». Потом вот что — достаньте мне «Единство» за четвертое. Это возможно?

— Трудно.

Ильич улыбается.

— Я не спрашиваю, трудно ли, я спрашиваю, возможно ли.

— Достану…

Анна Михайловна входит, ставит перед Ильичем стакан с бесцветной жидкостью.

— Во всем городе чаю нет, — говорит она Василию. — Владимир Ильич крепкий любит, а где его возьмешь?.. Нет и нет нигде…

— Да вы не тревожьтесь, Анна Михайловна, не важно… Спасибо большое…

Ильич прихлебывает кипяток. Анна Михайловна выходит.

— Ну, рассказывайте, что сегодня в городе, что видели?

— Да ничего… Я только на заводе и был.

— Как — ничего?.. «Ничего» не бывает никогда. Рассказывайте!

Василий мнется.

— Тогда давайте иначе, — говорит Ильич. — Вы сюда пешком или на трамвае?

— И так и эдак…

— Перевозок больших не замечали? Эвакуации не чувствуется?

— Нет, не заметно… (Василий помолчал.) Дождь был большой…

— Гм… дождь? А патрули? Их меньше в городе, чем вчера по хорошей погоде?

— Нет, больше, — удивленно отвечает Василий.

— А настроение сегодня какое?

— Владимир Ильич, ведь я один шел, ни с кем не разговаривал…

Ильич хмурится.

— Очереди большие?

— Очереди громадные. За хлебом…

Пауза.

— Ведь вы шли по улицам, — уже сердясь, говорит Ильич, — неужели люди кругом не разговаривали? Разговоры какие-нибудь слышали?

— Не слушал я разговоры… времени нет.

— Напрасно. — Ильич садится за стол, придвигает бумагу… — Поручения не забудете? Повторите.

Василий огорченно:

— Значит, так… Статья, Надежде Константиновне — не беспокоиться и узнать, как выборжцы насчет того, что вы писали, резолюции балтийцев и на Обуховском, и про ваше письмо Северному съезду, и еще «Единство» за четвертое. Все.

— Нет, не все.

Василий встревожился:

— Что я забыл?

— Выспаться.

— Да, выспаться, Владимир Ильич…

— Вот теперь все… Ну, прощайте, до вечера…

Василий, не глядя, идет к двери, большой, сумрачный, медлительный.

Ильич, прищурясь, глядит ему вслед.

Потом придвигает к себе исписанные листы бумаги, углубляется в работу.