Алексей Каплер - Киноповести

— За что же?

— Ну за мельницу, например.

— Разве я с ней плохо сражался?

— Нет, но надо, говорят, искать настоящих противников, понимаете…

— Слушай, Алеша. На свете есть добро и зло, — говорит Дон-Кихот, окуривая Алешу каким-то дымом, — и зла еще очень много — не упускай никогда случая сразиться со злом, заступайся за слабых. Бросайся в бой не задумываясь. Не боясь ничего, никого, никогда. Если враг в тысячу раз сильнее тебя — все равно бросайся в бой. Вот и все. Тогда ты станешь храбрым, ты станешь счастливым и ты покоришь свою Дульцинею… Ведь до сих пор ты ее, кажется, еще не встретил?

— Я… нет…

— А Катя, которую ты в прошлом году провожал до троллейбуса?

— Ну, что вы… детская дружба.

— Гм… странно. А ведь рана глубокая… Э… постой, ты еще что-то от меня скрываешь?

Дон-Кихот наклоняется к Алеше, и вдруг вместо его лица перед Алешей лицо Лизы. Она улыбается, заглядывает в Алешины глаза, за Лизой и сквозь ее лицо видны странные вращающиеся формы — нечто вроде моделей атомов и бегущих по своим орбитам нейтронов и протонов. Они то вспыхивают, то гаснут, образуя фантастический световой мир.

— Я должен так много сказать вам, — говорит Алеша. — Я всегда верил, что где-то есть идеал, где-то есть самая прекрасная, самая чистая, самая гордая. И вот я наконец нашел вас…

Лицо Лизы совсем, совсем близко.

Алеша лежит все так же с открытыми глазами на своем сундучке, смотря вверх, на преломляющийся лучик.

— Тушите свет… — слышится из комнаты голос матери, и полоска света гаснет.

Все так же, не изменив положения, сидит на скамье Сергей Сергеевич. Так же лежат рядом с ним папироса и спички, но уже не ночь, а яркое, солнечное утро. Пересвист птиц. Ветер шевелит листву деревьев.

За спиной Сергея Сергеевича высоко поднимается и падает, рассыпаясь и сверкая на солнце, водяная струя: поливают сквер.

Раздается мощный, неторопливый, густой заводской гудок.

Откликается другой, третий.

Сергей Сергеевич поднимается со скамьи.

Постоял. Пошел.

На тротуаре он сразу попадает в бурную толпу спешащих людей.

У входа в административное здание — Алеша. Он заглядывает в записку, подходит к двери, но войти не решается.

Бегло взглянув на Алешу, проходит Сергей Сергеевич. Взявшись за ручку двери, он останавливается и оглядывается.

Алеша стоит на месте.

Сергей Сергеевич подходит к Алеше, хмуро, исподлобья рассматривает его.

— Новичок?

Алеша утвердительно мотнул головой.

— Сколько лет?

— Семнадцать.

— Вчера, что ли, отпраздновал?

Алеша молчит, смотрит в землю.

— Отец есть?

И не дав ответить, поняв, что отца нет, спрашивает:

— Семья большая?

— Семеро.

Сергей Сергеевич молчит, легонько раскачиваясь с каблуков на носки, все так же хмуро глядя на Алешу.

И вдруг говорит:

— Пошли.

А в т о р. Главного инженера ждали десятки людей в это утро. В три голоса звенели телефоны — прямой, внутренний, городской. Нина, секретарь главного, не успевала отвечать — нет, нет, не приходил, нет, его нет…

Сергей Сергеевич идет по цеху. Он идет неторопливо, глубоко засунув руки в карманы пиджака.

Алеша следует за ним. Он косится на сноп искр, летящих как будто прямо в него, вздрагивает, когда из-под ног вдруг с оглушительным свистом вырывается пар или над самой, кажется, головой проносится огненная болванка… А то полыхнет неожиданно жаром из открывшейся пасти нагревательной печи… Сергей Сергеевич то и дело отвечает на приветствия. С недоумением смотрят рабочие вслед странной паре.

А в т о р. Он рассказывал Алеше о заводе, он видел все, что делается вокруг, и в то же время другой человек в нем говорил: неужели конец… неужели действительно нет на свете ни Машеньки, ни Бориса?.. Но ведь это значит — ничего нет: ни вот этой пылинки на станке, ни неба, ни людей вокруг… Ничего больше для меня не существует…

В кузнечном цехе Сергей Сергеевич останавливается. Алеша с любопытством заглядывает сквозь водяную завесу в огненное чрево печи.

— А ты когда-нибудь задумывался над смыслом всего этого?.. — говорит Сергей Сергеевич.

В цехе стоит грохот, и говорить приходится очень громко.

— Смысл? — переспрашивает Алеша. — Чего?

— Ну, всего… Жизни, того, что люди рождаются, живут…

— Конечно, я об этом думал. Еще в девятом классе.

— Гм… У вас что же, в девятом классе проходили смысл жизни?

— Я просто сам… так… думал…

— Ну, ну… Алеша, у тебя папиросы не найдется?.. Ладно, нет и не надо. Пошли.

А в т о р. И вдруг Сергея Сергеевича почему-то охватила такая жалость к этому мальчишке… Все вокруг показалось дорогим, бесконечно дорогим. Как мог он минуту назад отделять себя от этих людей, от своих товарищей… И этого Алешу, думал он, я не оставлю, ни за что не оставлю…

Алеша удивленно смотрит на главного инженера, который почему-то обнял его за плечи и так идет с ним по заводу.

Вдруг Сергей Сергеевич останавливается. В строгом порядке стоят ящики, наполненные сверкающими шариками.

Сергей Сергеевич берет один из них, и мы видим во весь экран ладонь и покачивающийся на ладони блестящий шарик.

— …Сделать его совсем просто, — звучит голос Сергея Сергеевича, — но, чтобы ответить высоким требованиям, он должен пройти суровую закалку в высоких температурах, потом грубую опиловку, затем шлифовку, затем доводку и еще полировку. Только тогда он выдержит все испытания и будет верно служить людям…

Алеша очень внимательно слушает. Сергей Сергеевич бросает шарик в ящик к сотням таких же блестящих маленьких шаров и идет дальше.

Он идет неторопливо, глубоко засунув руки в карманы пиджака.

— И каждому из нас, брат, — говорит он, — чтобы стать настоящим человеком, тоже… другой раз так пополируют тебя — только держись…

Внимательно слушает Алеша.

…У входа в пятый цех приходится обойти тележку, которую нагружает стружкой старая женщина.

— Доброе утро, Сергей Сергеевич, — говорит она.

— Здравствуйте, тетя Мотя.

Из-под современных токарных автоматов тетя Мотя самыми обыкновенными деревенскими вилами вытаскивает стружку. Она грузит ее, как сено, в тележку. Рядом стоят еще два инструмента тети Моти: метла и лопата.

Алеша прикасается рукой к горе стружки. Она причудливо завивается, играет всеми цветами радуги.

— Как красиво… — говорит Алеша.

Сергей Сергеевич усмехается.

— Половину металла, к сожалению, выбрасываем на эту красоту…

Они останавливаются перед пролетом, над которым развернут кумачовый плакат: «Бригада Максимовой борется за план 1964 года».

— Где бригадир? — спрашивает Сергей Сергеевич девушку в голубой косынке.

Девушка поворачивается, и Алеша узнает Тамару — одну из тех, кто был на пароходе, кто видел его вчерашний позор…