Ксения Медведевич - Кладезь бездны

Хунайн ибн Валид очень хорошо понимал, почему трепло и враль Али ибн Зар решил проявить сдержанность и писать кратко.

Ибо то, что они увидели в замке, словами описывать было нельзя. Потому что не положено человеку выговаривать такие слова. И видеть такое – тоже не положено.

Нельзя человеку такое видеть.

Замок аль-Укаба, закат

Сквозь каменные узоры решетки-шебеке закатное солнце било тысячью маленьких лучиков – острых, как клинки. В восьмиугольном зале не было недостатка в свете: длинные узкие окна располагались тремя лентами, одни над другими. Сплошь покрытые резьбой стены покоя делали его похожим на трубку калейдоскопа: арабески вспыхивали цветными изразцами и золотом вязи.

– Фатиха, стих двадцать пятый, – тихо сказал Тарик, водя глазами по золоченым извивам фриза с изречениями из Книги Али. – «И обрадуй тех, которые уверовали и творили благое, что для них – сады, где внизу текут реки. Всякий раз, как им даются в удел оттуда какие-нибудь плоды, они говорят: "Это – то, что было даровано нам раньше", – тогда как им доставлено только сходное. Для них там – супруги чистые, и они там будут пребывать вечно». Карматам, похоже, не мешали строки из вашей Книги. А, Абдаллах?..

– Помолчи, – сказал аль-Мамун.

В середине зала лежал плоский камень. Белый. Точнее, раньше он был белым. Теперь он стал влажным и бурым. Через то, что лежало на камне, у камня и на полу этого покоя, они перешагивали и перешагивали – все то время, пока шли сюда. К сердцу замка. В церемониальный зал Факельной башни.

К моменту, когда они дошли до этого покоя, смысла говорить какие-то слова, спрашивать, удивляться уже не осталось. Всё было понятно и так. Карматы принесли в жертву и убили всех рабов, рабынь, слуг и челядинцев, не способных держать в руках оружие. Всех до единого.

Поэтому люди и сумеречники, дошедшие до восьмиугольного зальчика, стояли и молчали. Многие не дошли, потому что их стошнило. Сумеречники в какой-то момент просто закрывались рукавами и выходили, пошатываясь.

– Помолчи, – зачем-то повторил аль-Мамун.

В закатном покое зудели мухи. Полчища мух и оводов.

Проследив полет жирного сытого насекомого, халиф вздрогнул: муха села на широко раскрытый глаз женщины. И поползла вдоль откинутых длинных ресниц. Потом вылезла и полезла в приоткрытый рот – оттуда тянулись потеки клейкой загустевшей крови.

– Это не могли сделать люди, – вдруг сказал халиф. – Это дело рук демонов.

Тарик устало покачал головой:

– Нет, Абдаллах. Не демонов. Это люди. Просто люди, Абдаллах.

Аль-Мамун, во власти какого-то странного, нехорошего оцепенения, не мог оторвать взгляда от мухи, перебирающей лапками по вываленному черному языку женщины. Потом халиф встряхнулся. И твердо сказал:

– Нет, Тарик. Я знаю людей и их поступки. Это – не люди.

И, разворачиваясь к выходу, отрывисто приказал:

– Сжечь здесь все.

И добавил – сухим, ломким голосом:

– Мы больше не берем пленных.

Лагерь войск халифа, ночь

Пожар замка в предгорьях сделал ночь светлой. Аль-Укаба полыхал, подсвечивая небо до бледно-голубого цвета, а по прозрачной тверди змеились темные ленты перистых облаков. Огонь скрадывал желтизну месяца, тот выглядывал из слоев туч бледной несветящейся плошкой. Облачный поезд уходил высоко-высоко, словно провожая кого-то.

С хрустом наступая на оброненные хворостины – люди жгли костры, много-много костров, от страха, не иначе, – Тарег плелся вперед, стараясь не глядеть по сторонам. Люди в испуге отводили взгляды.

Сзади вышагивали упругим кошачьим шагом сумеречники Меамори. Наконец Намайо не выдержал:

– Тарег-сама лучше знает, как ему поступать, но сей ничтожный все же советует прекратить поиски! Джинн может сидеть у любого костра!

И, словно отвечая на сердитые слова аураннца, раздался пьяный заплетающийся голос:

– П-плессни-ка еще!..

– Куда еще? Куда еще, уважаемый джинн?! Деньги вперед!

– Деньги?! – визгливо заверещал в ответ Имруулькайс – ибо это был, конечно же, он. – Как ты смеешь напоминать поэту о деньгах, о сын праха!

Когда Тарег со спутниками вышли к костру, спор подходил к концу: котяра висел в цепких руках седенького ханьца и тщетно размахивал лапами в надежде зацепить лицо:

– Р-руки прочь от поэта! Мряяяяя!!!

Помощники хозяина передвижной винной лавки бестолково толклись вокруг и тоже кричали.

Возникший в круге света Тарик – весь в черном, с бледным бескровным лицом и с длинным мечом у пояса – ошарашил крикунов до полного ступора. Завидев нерегиля, они застыли, словно древние окаменелости, и даже кот прекратил верещать и царапаться.

– О! – наконец-то нашелся висевший в руках ханьца Имруулькайс и помахал лапой. – А я тут винишком балуюсь!

– Отпусти его, – тихо приказал Тарег оцепеневшему от страха виноторговцу.

Тот послушно разжал пальцы, и пьяный джинн плашмя шмякнулся о землю: бдыщ!

– Мряяяяя!!!..

– Вот ведь напился, даже спружинить при прыжке не может, – осуждающе пробормотал за спиной нерегиля Намайо.

Кот глупо ворочался в пыли, мотая пыльной, с жалобно завернувшимся ухом, башкой. Тарег вздохнул и поднял джинна.

Имруулькайс повис на его плече вертикально.

Развернувшись спиной к неподвижно, как в детской игре, застывшим ханьцу и помощникам, нерегиль зашагал прочь.

Отойдя на приличное расстояние от злополучного костра, Тарег попенял хмуро раскачивающему хвостом джинну:

– Имру, разве можно так напиваться на дирхем?

Джинн поднял морду и тихо сказал:

– Полдореа, мне очень страшно.

Некоторое время они шли молча.

– Мне тоже, – наконец так же тихо отозвался Тарег.

– Ну и видок у тебя был, – мрачно заметил кот, поеживаясь всем телом и еще крепче вцепляясь когтями в шерсть нерегилевой накидки.

– А как я выглядел? – шепотом поинтересовался Тарег.

– Как очень большая птица навроде ястреба или сокола.

– Симург, – поправил нерегиль.

– Я не знаю, как выглядит Симург, – отрезал джинн. – И никто не знает. Это мифическое существо из поэмы Аттара.

– Вот именно, – отозвался Тарег. – Поэма Аттара. Аль-Мамун читал ее перед боем. Сто птиц ищут царя птиц.

– Это тебе Джунайд сказал? – подозрительно пошевелил ушами кот.

– Да.

– А почтенный шейх тебя, случайно, не просветил, почему так вышло? В конце концов, это был его совет! В решительный момент обратиться к аль-Мамуну с просьбой! «Прикажи мне защитить тебя, о мой халиф! Прикажи мне победить!» Хренов теоретик! Он советует, а ты потом полдня летаешь, шайтан знает в каком виде!

– Не кричи, Имру, – поморщился Тарег. – Голова болит.

– Прости, Полдореа, – смутился джинн. – На самом деле, не такой уж ты был и страшный… Ну, если присмотреться, конечно… Птица как птица, а что, ну, я вот, к примеру, даже не обосрался…