Анатолий Махавкин - Звери у двери

На плече медика, если это только был он, болтался на длинном ремне продолговатый ящик, напоминающий карликовый сундук. Боковую поверхность сундучка украшала жёлтая эмблема: птица, распростёршая крылья. Вообще-то довольно странный герб для медика, а там – хрен их знает. Может, он – ветеринар.

Следом за сладкой парочкой плелись три молодых женщины в красных рясах (надо же как-то называть подобные балахоны) и оранжевых платках, надвинутых едва ли не по нос. На груди у каждой тускло блестела та же птица, плюс висели массивные восьмиконечные звёзды, напоминающие нож для мясорубки. Стало быть, вот какой он здесь – символ веры. Похоже, местных мучеников крутили на фарш.

Монашки с видимым усилием тащили двухколёсную повозку, полную серых свёртков. Мелкий нерогатый скот. Люди. Меня и самого покоробило от презрения, прозвучавшего в этой мысли.

Ножик последний раз ткнул пальцем в сторону нашего дома и, подмигнув, нырнул в узкий захламлённый проход между соседних домов. Чья-то лохматая голова осторожно высунулась из крошечного окошка и тут же испуганно скрылась обратно. Больше – никого. Замечательно.

Толстяк с ящиком некоторое время рассматривал меня, причём на его обрюзгшем лице читалось определённое сомнение. Потом всё же решился и медленно заковылял в ворота. Монашки, пыхтя и сопя, затащили телегу во двор и остановились, вытирая обильный пот со лба. Я поймал их любопытные взгляды, направленные на меня. Одна даже была симпатичной… О чём я думаю в такой момент?

– Вроде бы, по виду, культурный, разумный человек, – проворчал медик, останавливаясь около меня, – должны понимать, насколько опасно занимать жилища жителей, пострадавших от Напасти. О-ох, ну и название для подобной пандемии.

– У нас не было выбора, – коротко парировал я.

– Выбор есть всегда, молодой человек, – он прищурившись разглядывал моё лицо. – Какие странные глаза… Будь я подвержен суевериям, как большинство, назвал бы вас демоном, ха-ха! Удивительная аномалия. Ладно, к делу, где больные?

– В доме.

– Должен предупредить сразу, дабы отмести беспочвенные надежды: лишь в том случае, когда болезнь находится на ранней стадии, имеется определённый шанс на спасение. Меча, Жера, со мной. Черда, охраняй медикаменты. И я тебя умоляю: не повторяй вчерашнего, или я буду вынужден пожаловаться настоятельнице. Пойдёмте.

Я, в сопровождении доктора и монашек, бросавших на меня короткие косые взгляды, прошёл внутрь. Надеюсь, Галя в точности исполнит все мои указания. Чёрт, да ведь это – совсем не шутки! Если всё получится, мы сможем жить дальше. О судьбе пухлощёкого лекаря и молоденьких монашек лучше не думать. Или – нет, нужно понять: рядом со мной шагает еда. Просто – пища. Главное не вслушиваться в её болтовню, забыть о её желании жить, сосредоточиться на собственном выживании.

– Именно я предложил способ лечения, основанный, в большей степени, на естественных науках, а не на религиозных догматах. В моём понимании, Напасть передаётся мельчайшими насекомыми, невидимыми человеческому глазу…

При нашем появлении Галя поднялась из кресла и глаза доктора немедленно поползли на лоб. Ещё бы, после балахонов, скрывающих всё и вся – короткие шорты и топ. Ну и, конечно, безупречная фигура и кукольное лицо.

– Это как, кхм, м, – очень содержательная речь. Монашки переглянулись, и их физиономии выразили крайнюю степень неодобрения. Кроме того, одна взяла в руку свой оберег и приложила ко лбу. Защищалась, стало быть, от нечистого.

– Доктор, – тихо сказал я и несильно подтолкнул его в спину, – нам немного дальше. А ваши помощницы пока пусть помогут моим, хм, сёстрам.

– Да, да, конечно, – толстяк всё не мог прийти в себя, оторвав глаза от соблазнительного абриса, – пойдёмте. Меча, осмотр подмышек и ротовой полости. Будьте осторожны.

– Постараемся, – в голосе монашки звучал неприкрытый сарказм, – вы уж тоже, падре.

– Глаза поберегите, – подключилась вторая, – они у вас слабые.

– Отродья нечистого, – бормотал лекарь, шагая по коридорчику, ведущему в спальню, – не языки, а источник яда! Однако они – единственные, кто может, а главное – хочет мне помогать. Кстати, а эти, э-э… девушки, действительно ваши сёстры? Внешнее сходство определённо указывает на…

Силы, видимо, окончательно покинули Нату, и она неподвижно лежала на кровати, уставившись на дверь тускнеющими глазами. Нет! Я не позволю тебе умереть!

– Позвольте… – начал толстяк, но я оборвал его фразу, пнув в сторону кровати.

Пока он ворочался на полу, издавая глухие стоны, я оказался рядом, срывая красный плащ с жирного тела. Потом взял ледяную ладонь девушки и приложил к сальной пористой коже, моля всех богов о помощи.

– Давай же, давай! Пей!!!

– Что вы себе позволяете? Я а-аграух…

Ладонь Наташи внезапно озарилась багровым пламенем, а между пальцев заскользили синие искорки. Толстяк же умолк, и только слегка вздрагивал, уставившись на меня широко распахнутыми глазами.

– Будь ты подвержен суевериям, – буркнул я, – возможно, остался бы жив. Спасибо и прощай.

– Нет… – едва слышно просипел доктор, – нет, не на-а…

Внезапно, вторя ему, отозвалась Наташа:

– Нет, – шептала она, пытаясь отдёрнуть руку, – нет, не надо. Не убивай, пожалуйста.

Пришлось едва ли не силой удерживать сопротивляющуюся девушку. Проклятье, неужели она не понимает, как близко была к смерти? Если не допить человека, то очень скоро придётся всё повторить, а толстяк всё равно не жилец. Вот уже и глаза закатились, а дрожь в теле почти прекратилась. Ещё чуть-чуть, и… И всё. Тело дёрнулось последний раз и замерло, а глаза точно густой паутиной затянуло.

Я отпустил ладонь Наташи, и она прижала её к своей груди, а потом медленно поднялась на кровати, глядя на меня сквозь слёзы, которые ручьями бежали по бледным щекам. Девушка осталась жива, и это было самым главным.

– Зачем ты так? – с мягкой укоризной спросила она. – Это же – человек, живой человек! Я ведь почти не понимала, что происходит, но ты… Зачем?

Я стал на колени и взял её ладони в свои. Кожа вновь стала тёплой и пахла какими-то цветами, вызывая воспоминания о далёкой (или не такой уж далёкой?) весне.

– Потому что ты должна жить, – сказал я и поцеловал руку Наты. – Ты и остальные девушки. И, кроме того, мы так питаемся, и другого способа выжить не существует. Да и, положа руку на сердце, скажи: разве тебе не понравилось?

Наташа молчала, и её жёлтые глаза, казалось, смотрели сквозь меня. Потом она зажмурилась.

– И это я пыталась тогда сделать с Пашей, – она помотала головой, словно отгоняла кошмарное сновидение, – какой ужас! Я ведь могла его убить.

– Но не убила, – возразил я, – и теперь, когда ты всё понимаешь, сможешь лучше контролировать себя.