Клим Мглин - True Love. Правдивая история Руне Маннелига.

Сейчас же, вместо вшивых ягнят и полумёртвых от голода телят, загон заняла банда бродячих менестрелей, и, по-совместительству, пройдох и жуликов. Их хмурые рожи, полускрытые под глубокими капюшонами грубых балахонов, были перемазаны смесью белил и сажи; тощие бледные руки сжимали музыкальные инструменты. В монотонный ритм пары ритуальных бубнов искусно вплеталась скорбная мелодия скрежещущей тальхарпы. В горшке для подати, торчащем из навозной жижи, покрывающей загон, валялось пару обрезанных серебряков и горсть меди. Чумазая девчонка – сборщица платы – сидела рядом на изгороди и ковыряла в носу.

Звонкий собачий лай, встретивший нас у прилавка оружейника, вдруг поперхнулся яростным воплем боли, а затем перешёл в глухое утробное рычание. Улле, сменивший прожжённый фартук кузнеца на штопаный гамбезон невнятного цвета, возвышался над грудой своих товаров. На серых досках прилавка были разложены кучки кривоватых гвоздей, лошадиные подковы, наконечники лопат, мотыг и кирок, стрел и арбалетных болтов. Были здесь и несколько мечей – весьма грубых, но прочных и надёжных. В паре шагов от кузнеца к вбитому в землю столбу жался взъерошенный Гарм – он скалил зубы и тяжело дышал. Грубая и толстая верёвка слишком плотно стискивала его шею. Морда зверя была залита кровью.

– Если ты выбил ему хоть один зуб…

Я перекинул поводья Азенгуля ведьме и сделал шаг вперёд, рука легла на гарду меча. Улле нахмурился и двинулся мне навстречу. Костяшки его пальцев, сжимающие рукоять кузнечного молота, побелели от напряжения.

– То наша сделка не состоится. Можешь делать с этим псом, что хочешь.

Я остановился в двух шагах от него. Необходимое для взмаха мечом расстояние.

– Его зубы целы, можешь проверить, – кузнец так же остановился на безопасном расстоянии от меня и от своей бывшей собаки.

Он выглядел встревоженным.

– Герр Маннелиг, – сказал я, глядя прямо в его маленькие свиные глазки.

– Чего? – не понял Улле.

– Можете проверить, герр Маннелиг, – пояснил я, продолжая сверлить его лоб пристальным взглядом, – Скажи это.

– Можете проверить, герр Маннелиг, – пробубнил кузнец.

Он отступил назад, и, швырнув на прилавок молот, сплюнул мне под ноги комок мерзостной слизи:

– Давайте деньги, зелье, забирайте эту тварь и валите с глаз моих долой.

Улле выждал пару ударов сердца и процедил сквозь плотно сжатые зубы:

– Герр Маннелиг.

Я подошёл к Азенгулю. Пламя страсти, разожжённое в его горячей арабской крови похотливой ведьмой, затухло, облитое ледяным дождём ревности, лишь только жеребец узрел гигантского волкодава. Я расстегнул седельную суму, и покопавшись в недрах, выудил на свет тяжёлый кожаный мешочек. Скорости и ловкости с коими метнулась жилистая рука кузнеца навстречу брошенной плате, позавидовала бы сама королева болотных гадюк. Налитые кровью глазёнки немного расширились, лишь только старина Улле ощутил вес пойманного мешочка. Но, когда кузнец потянул тесьму, и сунул свой, похожий на гнилой баклажан, нос внутрь вожделенного кисета, они и вовсе выпучились, ровно как у варёной креветки. Я ещё некоторое время копался в сумке и наконец нашёл последний, небольшой кусок варёной колбасы, с которой и двинулся к позорному столбу.

– Постой-ка, Руне… То есть, я хотел сказать: обождите немножко, герр Маннелиг.

Тон Улле заметно смягчился, монетные чары действовали на него безотказно.

– Вы обещали ещё и зелье.

Кузнец заметно понизил голос, он воровато зыркнул по сторонам, но, не найдя чужих ушей, продолжил:

– Зелье, герр рыцарь, зелье для Катрин, вы ж обещали. Окромя вас никто ей не поможет.

Гарма колбаса не заинтересовала; пёс облизал мне руки и теперь терпеливо ждал, пока я справлюсь с грубым узлом на его верёвке. Он смотрел мне в глаза пристальным и влажным взглядом. Шерсть на его загривке топорщилась.

– Нету у меня зелья, Улле. Пока нету.

Кузнец вновь угрожающе засопел, маленькие свиные глазки снова разгорелись опасными красными огоньками. Он непроизвольно сжал руку в огромный кулачище, сминая увесистый кожаный кошель, и тот подействовал на него, будто дряблая сиська потрёпанной шлюхи, оказавшаяся в ладони старого развратника. Улле опять подкинул кошель в воздух, поймал, и, оценив волнующий вес, поборол очередной приступ ярости.

– Достану я тебе это чёртово зелье, Улле, не переживай. Вот она мне поможет.

Я махнул рукой в сторону Эби, что каталась по спине жеребца, словно по атласному ковру, и казалось, была всего в шаге от кульминации.

– Ты же знаешь её, верно? Так что само её присутствие здесь – уже гарантия моих слов.

Кузнец зыркнул из-под густых бровей в сторону Азенгуля, скривился и хотел было плюнуть в ту сторону, но, уловив мой внимательный взгляд, снова расслабился и сглотнул накопленные слюни.

– А вы разве её не того самого… герр Руне? Не на костёр везёте?

Я шмыгнул носом, отдавая дань его простому чувству юмора. Верёвка наконец-то спала с шеи пса, тот встряхнулся, сделал несколько неуверенных шагов и остановился, уставившись на жеребца, но тот наслаждался лаской своей наездницы и никак не отреагировал.

– Вернусь через пару дней, кузнец, – бросил я через плечо, подхватил поводья и пошёл прочь от прилавка, более не оборачиваясь.

Но в конце площади, там, где под ногами заканчивались плотно притёртые друг к другу булыжники и начиналась очередная кривая улочка, залитая жидкой грязью, я всё же придержал Азенгуля и оглянулся. Огромный кузнец возвышался возле своего прилавка, а у его ног сидел огромный волкодав. Пёс и его бывший хозяин смотрели друг другу в глаза и молчали.

Когда колокольный звон возвестил о наступлении полуденного солнца, мы наконец-то достигли городских ворот. Я с сожалением оглянулся назад – туда, где на засраных улочках, возле вонючих таверн и питейных погребков, в которые я так и не попал в этот визит, остались стоять размалёванные доступные шлюхи, которых я, опять же, попробовать не успел.

– Проклятье!

Междометие, непроизвольно сорвавшееся с моих губ, однако не относилось к выражению этой самой неудовлетворённостью слишком коротким визитом. Пологий подъём к двум крепостным башням, массивными воротами меж ними и парой-тройкой пьяных в дупло стражей, преграждала группа всадников, и я сразу их узнал.

Азенгуль моментально почувствовал мою досаду и напрягся, забыв о ласках, коими щедро потчевала его любвеобильная ведьма. Ноздри коня широко раздулись – он втягивал в себя воздух, пытаясь распознать запах врага. Он слегка скосил на меня свой огромный карий глаз.

– Скинь эту суку и забирайся в седло. Впереди нас ждут возможные неприятности.

Вот что сказал мне конь.

Эби, однако, не обиделась. Она ещё выше задрала подол своего невнятного рубища, и сползла на круп скакуна, освобождая для меня место. Я запрыгнул на спину Азенгуля брезгливо поморщившись – потёртая кожа седла блестела от влаги. Мы тронулись дальше. Те, кто преградили нам путь, освобождать его не торопились. Мощёная улица закончилась; кони под ожидающими нас всадниками месили копытами размякшую грязь земляного подъёма.