Кристофер Руоккио - Ревущая Тьма [litres]

Мужчина в очках и шляпе улыбнулся золотыми, как у древних, зубами:

– Видит будущее, видит прошлое. Окунулся в Омут. Едва не погиб, сошел с ума. Время сорвало для него покровы со всего, как с гурий в императорском гареме. Он знает все важные события прошлого и будущего. То, чего вы никогда не видели. Тысяча – за то, чтобы с ним встретиться. Три – чтобы задать вопрос. Пять, чтобы побеседовать.

Сейчас я не слишком суеверен. В молодости был еще меньше. Даже спустя много лет не могу ответить, что задержало меня там. Я мог бы отмахнуться от шарлатана с такой же легкостью, как от генного скульптора Якопо. Но что-то меня остановило. Быть может, иллюзия встречи с Гибсоном или ирчтани. Не знаю. Но я выдал нунцию кредит доверия. Что-то в его рассказе зацепило меня.

– Какой еще Омут? – спросил я.

– Он не знает?

Мужчина снял с головы шапку. Его лысый скальп отслаивался от черепа, как старая штукатурка, а из-под него торчали переплетенные провода.

– Это такие колодцы, – ответил он. – Резервуары, построенные теми, кто был прежде. Тот, кто хлебнет их воды, возвращается другим человеком.

Он заговорщицки прильнул ко мне и, прикрыв рот рукой, прошептал:

– Если вообще возвращается.

– Те, кто был прежде? – переспросил я. – Вы имеете в виду… Тихих?

Хлыст был прав. Нужно было позвать Валку. Я понятия не имел об этих Омутах.

– Человек внутри видит время как пространство, – улыбнулся нунций. – Видит прошлое и будущее. Ему достаточно лишь взглянуть на вас.

– Каким образом? – Меня вдруг пробрал озноб. – Я должен поверить вам на слово?

Нунций нахмурился:

– Он выпил из Омута на Апасе. Омут изменил его. В их водах живет ксенобит – микроорганизм, изменяющий состав крови. Ломает спирали молекул и собирает заново. Яри вернулся другим.

– Яри?

– Мой матрос, – кивнул Возвышенный. – Яри попросил Омут показать ему будущее, но человеческий разум может выдержать далеко не все. Теперь он видит!

– Что он видит?

– Всё.

Дверь, к которой меня отправили, открывалась на ржавую палубу. Лишь тогда я подумал, что меня могут похитить, но решил, что нунций не станет рисковать потерей места на «Загадке» ради одного пленника. К тому же у меня был передатчик, и его сигнал здесь действовал. Я отправил сообщение Хлысту, объяснив, где нахожусь – но не чем занят, – и приказал дожидаться.

Я думал, что окажусь на одном из пристыковавшихся к «Загадке» кораблей. Я ошибся. Передо мной был какой-то подземный тоннель, вдоль стен которого, будто жилы в теле человека, тянулись трубы, поворачивая и изгибаясь, напоминая мне о черных пещерах Калагаха.

Дверь в конце тоннеля была открыта. За ней было круглое помещение с низким потолком и решетчатым полом, под ним разверзлась бездна, о глубине которой можно было лишь гадать. Сначала я предположил, что это тоннель для отвода пламени термоядерных двигателей стартующих из гостевого порта кораблей, но, зная достаточно о кораблестроении, понимал, что сооружать такой вблизи оживленной улицы нецелесообразно. Здесь трубы поднимались вверх, уходя в дальнейшие коридоры поверх перманентно открытых переборок и к куполу, через смотровое отверстие в потолке – единственный источник света в этом месте.

Возвышенный – а он мог быть только Возвышенным – напоминал разбитую статую. Его оставшиеся конечности были неполноценными: ниже колена одной ноги свешивалась механическая голень, две металлические руки были отделены от плеч. Оголенные провода и оптоволоконные кабели переплетались; я увидел трубки для подачи питания и отвода экскрементов. Восседал Возвышенный на пирамиде из старых поддонов, на которые была накинута дырявая тряпка.

Когда я подошел, эта ржавая развалина дернулась, повернув ко мне горящий во лбу одинокий красный глаз. Он был как лазер, и мне пришлось зажмуриться, когда он принялся меня сканировать. Среди всего этого кошмара лишь его лицо оставалось человеческим. Некогда темная кожа стала пепельно-серой, как будто в ней не было ни кровинки, ни капли жидкости. Глаза были закрыты, но мимика оставалась живой, как и глубокий, словно тьма, голос.

– Марко, это ты? – Одна из искореженных металлических рук дрогнула.

– Нет, – только и смог ответить я.

Оракул дернул головой, склонил ее набок. Под пепельной кожей я видел молочно-белый пластик, совмещенный с плотью на шее. Я вздрогнул. В нем было меньше от человека, чем в Бревоне. Гибрид машины и чудовища.

– Гость? Гость. Зачем Марко беспокоит его?

– Кого?

– Этого. – Металлическая рука сжалась в кулак, согнулась в локте и повисла. – Яри.

– Он сказал, что вы оракул. Что видите время.

– Время… – Возвышенный отвернулся. – Да, время мы видим.

– Будущее? – спросил я. – Вы видите будущее?

– Будущего нет, – ответил оракул. – Все уже есть в настоящем. Нужно только выбрать.

– Не понимаю, – произнес я, поворачиваясь так, чтобы не быть спиной к тоннелю, из которого пришел.

– Яри выпил темной воды, – сказал Возвышенный. – Яри умер…

Молча и внимательно я всматривался в темное лицо среди стали.

– …Яри хотел глаза, которые видят. – Его глаза были закрыты. Он певуче просвистел: – Вода дала нам глаза. – Слова прозвучали подобно молитве. – Вода дала нам глаза.

Он со скрежетом и свистом повернулся; металлические части тела натянулись.

Ни в собственных наблюдениях, ни в книгах Валки я не сталкивался с упоминанием связи Тихих с водой. Об Омутах не было ни слова. Нунций Марко сказал, что там жили ксенобиты – микроорганизмы, способные перестраивать тела других.

– Вы видите время? – спросил я.

– Собственными глазами, – ответил Яри, не глядя на меня. – Собственными глазами.

Оракул тряхнул головой. Его отделенные от тела конечности задергались на полу. Мне было жаль это существо, одинокое и безумное, давно утратившее свою человечность.

– …Вода забрала его. Взяла его глаза. Дала. Нам. Новые.

Отбросив волнение, я шагнул к помосту:

– Кого она забрала?

– Яри. Мы забрали Яри.

– А вы тогда кто? – спросил я, кладя руку в перчатке на плечо пророка.

Он не ответил.

– Посмотрите на меня, прошу вас, – сказал я. – Мне нужно кое-что узнать.

Возможно, дело было в моем тоне – настолько спокойном, насколько возможно. Или в руке на плече. В мимолетном соприкосновении с другим человеком в мире проводов и стали. Яри открыл глаза – обычные человеческие глаза. Быть может, его человечность не покинула его, как мне поначалу показалось. Его глаза не были безжизненными монетами, как у Бревона, стеклянными очками нунция Марко или моноклем Ченто. Они были настоящими. Красный луч во лбу Яри померк, и Возвышенный вытаращился, как будто это он, а не я видел перед собой монстра.