Гарет Пауэлл - Арсенал ножей

— Вот черт… — выдохнул стоявший рядом мужчина.

Он все прижимал девочку к груди, будто боялся спустить ее с рук. Словно, стоило на миг разжать объятия, кто-то из них мог исчезнуть.

— …это ваш корабль?

Опять замечательная посадка.

Замечательная.

Просто замечательная.

Отказы всех систем. Пожар на трех палубах. Помяты пластины обшивки от носа до кормы.

Думал, первое правило космических сражений — не таранить другие корабли. Простейший здравый смысл. Начальный курс обучения.

Так нет же.

Бедовая Собака решает влететь прямо в бок большой скалы.

Теперь надо делать много работы.

Много работы, нет отдыха.

Даю потомкам задания. Заваривать, выпрямлять, ставить на место. Паять. Подключить отказавшую систему пожаротушения. Достать со складов запасные части. Установить принтеры на производство недостающих узлов.

Весь корабль — как Мировое Древо после большой бури. Ветви погнуты, побиты. Сорваны листья.

Много работы.

Много работы, нет отдыха.

Нет отдыха.

Нет отдыха на этом глупом, безрассудном корабле.

Она меня изводит.

С ней опасно.

Но я ее люблю.

Не буду отдыхать, пока не починю ее.

Нет отдыха. Работа без конца.

Вечное терпение.

Верность и преданность.

Невысказанная любовь.

И где этот древа-не-знающий гаечный ключ?

Еще одна торпеда рассыпалась искрами на непробиваемом боку «Неуемного зуда». Пока все наши снаряды продвинулись не далее устья ангара. Он, хоть и позволял вместить тяжелый крейсер класса «хищник», для ракет, рассчитанных на детонацию при сближении, а не при точном попадании представлял довольно малую цель.

Наблюдая, как торпеды штопором вкручиваются в мишень, я поймала себя на мысли: что бы сказала о происходящем поэт Она Судак? Как бы она отнеслась к обстрелу древней святыни? Я улыбнулась. Пожалуй, разразилась бы длинной и страстной эпической моралите в стиле «Озимандии» Шелли, но без его красноречивой лаконичности.

Всего год от моей последней поэмы, а мне уже трудно вспомнить, что такое — быть праздной литераторшей, и отвечающая за творчество часть мозга у меня заперта на сто замков. И в многомесячной принудительной праздности камеры я не сумела взяться за стило, чтобы выразить свои чувства. Как будто потеряла эту часть души в Галерее, где умер Адам.

Глупый мальчик Адам: даже узнав во мне самую известную военную преступницу Конгломерата, он неуклюже пожертвовал собой ради моего спасения. А я, не сумев удовлетворительно истолковать этот беззаветный поступок, лишилась способности и желания писать что-либо — для вечности или на год вперед.

Какая горькая ирония, подумалось мне. Я, на руках которой кровь целого мира, эмоционально кастрирована смертью одного незрелого и почти бесталанного мальчишки.

Из камня — с глубины в добрую сотню метров от устья ангара — ударил свет. Выбранившись про себя, я приказала выпустить еще одну торпеду.

Сзади ко мне на мостик ковылял медведь-аватара, шаркал лапами по мраморному полу.

«Мы принимаем передачу с нимтокского судна», — произнес он, впихивая слова мне в мысли.

Я чуть было не велела показать сообщение, хотя в этом не было особого смысла. Нимтокский язык — щелчки и чириканье, для людей совершенно невнятен. Я попросила дать перевод.

«Они требуют покинуть их территорию».

— Следовало ожидать.

«Какой ты рекомендуешь образ действий?»

На экране торпеда, врезавшись в край ангара, добавила еще один шрам на рябой лик астероида.

— Держать позицию. — Я потянулась всем телом, сожалея, что строители флота не додумались установить на мостиках какие-нибудь кресла. — С нимтокцами разберемся, когда они прибудут. До того времени они нас не касаются.

Медведь коротко рявкнул:

«Мы согласны. Нам следует остаться здесь до полной очистки района от паразитов».

— А пока нет смысла тратить торпеды. Если «Злая Собака» пережила этот идиотский маневр, она укрыта от любой бомбардировки. Держимся на месте и готовимся взять на прицел все, что полезет из этого булыжника.

«Нимтокский крейсер требует ответа».

Я щелкнула себя ногтем по верхней губе. Ни мне, ни моим хозяевам не хотелось бы ввязываться в перестрелку с вооруженной и технически продвинутой расой. Возможно, мы и останемся победителями, хотя бы благодаря численному превосходству, но возникший конфликт яростью и масштабом оставит войну Архипелаго далеко позади. А наша цель — предотвращать такие конфликты.

Вздохнув, я постаралась выбросить из головы мысли об Адаме.

— Передайте, что мы сожалеем, если непреднамеренно нарушили их границы, и что мы немедленно исполним их требование и удалимся, как только закончим свое дело.

Я с трудом скрывала раздражение. Мы не желали войны, но это не значит, что должны удирать, как ночные воры. Бога ради, я — убийца Пелапатарна, и черт меня возьми, если струшу перед одиночным крейсером.

— А пока, — продолжила я, ощущая, как стальная решимость глушит боль от потери молодого любовника, — укажите им, что они уступают нам в численности, и пусть лучше отойдут с дороги, ко всем чертям.

Я, конечно, не раз видела «Злую Собаку» снаружи, но почему-то сейчас она смотрелась больше самой себя. Может, потому, что обычно она нависала надо мной силуэтом на фоне бесконечного неба, а не торчала вбитым клином в каменном туннеле.

К ней пришлось добираться через разбитые пластины обшивки и груду каменных обломков.

— А как попасть внутрь? — спросил Джонни.

Он успел представиться и познакомить нас с девочкой, а под впечатлением от наружности «хищника», видно, забыл об острых камнях под босыми ногами.

Я обдумала вопрос.

— Ну, через погрузочный отсек не войти, она на нем лежит. А до главного командного слишком высоко.

Корпус-снаряд выгибался над нашими головами: не вскарабкаться — во всяком случае, сбоку никак. Я провела всех вокруг передней части — «Собака» зарылась носом в пол, оставив в скальном основании длинную мелкую борозду.

— Здесь можно подняться, — объявила я, поставив ногу на выступ в корпусе. — Если осторожно и не спеша, сможем пробраться у нее по спине. В нескольких метрах за первым торпедным аппаратом есть люк.

Мы оглядели корпус, поднимавшийся перед нами наподобие крутого холма.

— А что дальше? — спросил Шульц. — То есть я понимаю, внутри мы в безопасности, но ведь все равно заперты?

Откуда-то сзади по туннелю донесся громкий металлический лязг.

— Зато будет время на размышления, — сказала я, — а здесь его нет.

Я первой полезла на переносицу «Злой Собаки». Корпус по обе стороны загибался вниз, так что я словно карабкалась по горному хребту и, спасаясь от головокружения, придерживалась за обшивку. Шедший за мой Шульц для равновесия раскинул руки в стороны. За ним шла Эддисон, а девочка Люси веселой обезьянкой карабкалась следом на четвереньках. Альва Клэй застыла внизу, держа коридор под прицелом.