Гарет Пауэлл - Арсенал ножей

— Что?

Историк ответил хмурым взглядом. Жилет на нем был в складках, словно в нем спали, а длинные волосы следовало бы помыть еще позавчера.

— Я озабочен.

Движением брови я постаралась передать, как мало значат его заботы на фоне этих великих событий.

— Неужели?

Он еще больше помрачнел:

— А вы нет?

— Не ваше дело.

Я отключилась от передач флота и направилась в жилой отсек, поскольку уже много часов провела в рубке. Во рту пересохло, надо было попить.

Он понурым котом потащился за мной и на ходу произнес:

— Я кое-что заметил. Вас это может заинтересовать.

— И что же?

— Это нужно показывать.

Мы добрались до кают, где я вытащила из пищевого принтера бутылку холодного сока.

— Ну, показывайте.

Отвинтив крышку, я стала пить, а Бошняк тем временем вывел трехмерную карту Общности.

— Вот Камроз, — заговорил он, указывая на желтую звезду средней последовательности посреди схемы, и отступил, а от центральной звезды разбежались светящиеся лучи ко всем соседним системам. — А это линии экспансии флота в другие миры.

Мне подумалось, что схема похожа на фейерверк.

— И что из этого?

Бошняк почесал себе брюхо под мешковатым жилетом.

— Одна система осталась неохваченной. Корабли, похоже, даже отклоняются от курса, чтобы ее обойти.

— Правда?

Я шагнула ближе. Он, сдвинувшись в сторону, высветил область пространства в дюжине световых лет от стартовой точки флота. На пути к другим звездам и целям этот регион миновали более десятка белых кораблей, и все они сделали крюк, видимо стараясь держаться оттуда подальше.

— Может, там не было вооруженных крейсеров? — предположила я.

Но Бошняк серьезно покачал головой:

— Насколько мне известно, там присутствуют военные суда Конгломерата, Внешних и еще нескольких мелких человеческих объединений, а также множество вооруженных и обеспеченных защитой торговцев.

— Тогда почему же мы их обходим? Что там?

— Интрузия.

Настал мой черед хмуриться. Барабаня пальцами по подбородку, я припоминала, что знаю об этой аномалии. Одни предполагали там неприкрытую сингулярность, другие — червоточину или место соприкосновения нашей вселенной с другой. Физические законы в тех местах становились неустойчивы и подвержены внезапным изменениям: этот район окружали легенды и слухи, которые порождали тысячи безумных теорий. И определенно — белые корабли его избегали.

— Что у вас на уме?

Бошняк, оглянувшись, понизил голос:

— По-моему, они боятся.

— Чего боятся?

— Может, своих прежних хозяев? — пожал он плечами и взмахом руки удалил проекцию.

Карта рассыпалась на пиксели и растворилась, оставив нас лицом к лицу.

— Так или иначе, — продолжал Бошняк, — я решил, что вам следует знать. Хотя, что вы будете делать с этими сведениями, не понимаю.

— Спасибо.

Бошняк не видел прямого применения своей информации, а ведь она указывала, что есть по меньшей мере один пункт, в котором могут собраться и, возможно, подготовить контратаку корабли человечества. При следующей беседе с флотом предложу армаде выделить несколько фрегатов для установки периметра, препятствующего доступу в это убежище новым кораблям.

Следствие из наблюдений Бошняка беспокоило меня втрое больше. Выяснилось, что есть вещи, которые пугают Кинжальный флот: настолько выводят его из равновесия, что корабли готовы отклониться от курса через высшие измерения, лишь бы не оказаться вблизи. А ведь их строили для боя с врагом из высших измерений, проектировали в виде хрупкой преграды между жизнью и хаосом. Такие мелочные чувства, как страх, должны быть им неведомы. Нет, я не сомневалась, что причина, заставляющая их обходить Интрузию, глубже поверхностного объяснения Бошняка. Эта неизвестная причина, эта внезапно объявившаяся в уравнении боевого плана переменная величина меня встревожила. Мы, спасая человечество, гнали его в стойло. В данном случае слабое место в собственной обороне, пусть и незначительное, могло разрушить все наши достижения.

Мы с Рили Эддисон сидели у постели Люси. Девочка спала. Престон поставил ей капельницу с солевым раствором, чтобы возместить обезвоживание, но она, взволнованно обсуждая пережитое, то и дело выдергивала канюлю, и в конце концов он ее усыпил, чтобы лежала смирно. Во сне она выглядела обычным человеческим ребенком — воплощением красоты, надежд и беззащитности.

Эддисон нагнулась, нежно убрала ей за ухо упавшую на лицо прядь и сказала:

— Понимаю, почему отец не хотел ее потерять.

— Но вырезать мозг и засунуть его в корабль? — скривился я. — Довольно суровый выход.

— Да? — Эддисон пальцем погладила Люси по щеке. — А на что бы ты не пошел, чтобы спасти человека, которого любишь?

Я бы рассмеялся, если бы не усталость.

— Ты после всего еще спрашиваешь?

Эддисон пожала плечами и отвела взгляд; мы посидели молча, прислушиваясь к тихому дыханию спящего ребенка. У нас обоих на лбу, щеках и костяшках пальцев блестели полоски пластыря. В воздухе висел запах отбеливателя, в обе стороны, скрываясь за изгибом корпуса, тянулись ряды пустых коек. Пусть корабль и был заперт в ловушке, но мы в нем впервые за несколько дней чувствовали себя в безопасности. Эти раки, чем бы они ни были, вряд ли сумели бы пробуравить корпус военного корабля. Нам выпало время перевести дыхание и собраться с силами. Время подумать о будущем.

— Слушай, — Эддисон нацелила на меня указательный палец, — твои разговоры насчет позаботиться о ней и зажить семьей? — Она царапнула зубами нижнюю губу. — Ты правда собираешься или просто ее утешал?

Я взглянул Рили в глаза. Если сдавать назад от обещанного, так лучше сделать это немедля. Но мне почему-то не хотелось. Сейчас, при виде головки Люси на мягкой больничной подушке, я скорей дал бы отрезать себе руку или ногу, чем бросил бы малышку.

В горле у меня стало сухо. Я с усилием заставил себя ответить ровным голосом:

— Подписываюсь под каждым словом.

— И под приглашением мне жить с вами?

— Да. — Я чувствовал, как загорелись мои щеки. — Если ты еще не расхотела.

Эддисон смотрела задумчиво. Наконец она улыбнулась и пожала мне руку.

— Мы еще не выбрались из леса, — сказала она, — но спасибо тебе.

Меня навестила корабельная аватара.

— Я волнуюсь, — говорит Непредсказуемая Зверюга.

— Не волнуйся, — отвечаю. — Работа делается. Повреждения устраняются. Дай нам время, и вмятины на носу выправим.

— Нет, — возражает она, — я не о том беспокоюсь. Я знаю, что ты и твоя бригада превосходно справитесь с работой.

— Тогда о чем?

Она подпирает подбородок ладонями: