Павел Корнев - Рутинер

На столе в комнате лежал мешочек, набитый молотым корнем мандрагоры, а вот Марта сегодня меня дожидаться не стала. Я не придал этому обстоятельству ровным счетом никакого значения и отправил Микаэля в ближайшую аптеку за льняным маслом и некоторыми другими ингредиентами, необходимыми для приготовления нужного состава, сам разжег в камине огонь и запалил лампу, а то в комнате как-то очень уж быстро начало темнеть.

Кончики пальцев, которыми мял для проверки качества перемолотый корень, буквально зудели, то и дело приходилось сглатывать заполнявшую рот слюну, но я не дал слабину, не стал спешить и подошел к делу со всей возможной обстоятельностью. Проверил, помещается ли волшебная палочка в ведре, потом высыпал опилки из мешочка на лист писчей бумаги и на глаз разделил их на три неравные части.

Самая большая, заметно превосходившая остальные, предназначалась для пропитки магического жезла, вторая по весу должна была пойти на приготовление лака, а из остатков трухи я намеревался сварить зелье для приема внутрь.

Жезл — это полумеры. Негоже мастеру зависеть от костылей.

В носу засвербело, я отвернулся и оглушительно чихнул.

Ангелы небесные! И когда только успел этой дрянью надышаться?

И ведь окно, как на грех, не открыть — иначе сквозняк запросто пустит все мои приготовления, вот уж воистину, по ветру.

Так и тер нос, пока не вернулся с покупками Микаэль, а там вылил масло в ведро, засыпал туда основную часть молотого корня и принялся помешивать вязкий состав волшебной палочкой. Потом притопил ее в помутневшей жиже и занялся приготовлением лака, что требовало куда более тщательного подхода к определению нужных пропорций. Но справился и с этим, а после оставил доходить до нужной консистенции в подвешенном над огнем котелке.

Маэстро Салазар какое-то время с нескрываемым неодобрением следил за моими манипуляциями, затем махнул рукой и отправился к выходу.

— Буду внизу, — предупредил он, закрывая за собой дверь. — Внизу-внизу. Буду-буду.

— Иди-иди, — в тон подручному ответил я, отобрал в кошеле монеты поновее разного достоинства и с помощью аптекарских весов принялся отмерять нужное количество требуемых для обезболивающего зелья ингредиентов, основным из которых был все тот же корень мандрагоры. Затем тщательно измельчил их перочинным ножом, а после начал перетирать в мелкую пыль.

Этот рецепт я продумал, дожидаясь открытия перевала в Рауфмельхайтене, и был он, в силу моих малых познаний в целительстве и алхимии, не слишком сложным, но зато и не требовал специального оборудования; вполне реально было обойтись парой кружек, ложкой да огарком свечи. По сути, я намеревался приготовить эссенцию вытяжки из корня мандрагоры, только измененную для более быстрого усвоения и последующего вывода из организма.

Пришлось повозиться, растирая заправленную перегонным вином кашицу, а после беспрестанно перемешивать ее в процессе выпаривания, но в результате на дне разогретой на свече кружки остались коричневатые комочки, которые я аккуратно собрал в небольшой бумажный сверток. Проверять действие не стал. Это было средство на самый крайний случай, но никак не для повседневного употребления.

Да было уже и некогда. Волшебная палочка успела изрядно повариться в смеси масла и молотого корня мандрагоры, а лак достиг нужной вязкости, так что я извлек жезл из ведра и принялся аккуратными и размеренными движениями кисточки наносить состав на неровную поверхность. Аккуратно, размеренно и очень неторопливо.

Когда закончил эту утомительную возню и наконец распахнул окно, запуская в комнату свежий воздух, было далеко за полночь.

Разбудил Микаэль. Распахнув дверь в мою комнату, он демонстративно зажал двумя пальцами нос и прогундосил:

— Ну и вонь ты тут развел, Филипп!

Я с трудом разлепил воспаленные глаза, оторвал голову от подушки и уставился на подручного.

— Чего тебе? — Голос оказался хриплым, горло жгло так, будто его обработали наждаком.

— Ранняя пташка все зернышки склюет!

— Святые небеса! Микаэль, чего тебе надо?!

Маэстро Салазар усмехнулся и принялся расправлять свои черные усищи.

— Не ты ли собирался сегодня продавать лошадей? Уверяю тебя со всей ответственностью — заниматься такого рода негоциациями имеет смысл с самого утра!

— Изыди! — тяжко вздохнул я, но все же уселся на кровати и потряс тяжелой головой.

В комнате стоял стойкий запах алхимических реагентов, пришлось послать Микаэля вылить в сточную канаву остатки масла, а заодно сполоснуть в проточной воде и ведро, и котелок. И без того надышался за ночь парами сверх всякой меры — тело было словно деревянным.

Пока маэстро Салазар выполнял поручение, я умылся и вновь почувствовал себя человеком. Оделся, собрался и спустился в общий зал, а после миски рыбной похлебки и кружки травяного настоя дурная маета и головная боль отступили окончательно. Микаэль смотрел на меня с нескрываемым превосходством. Он уже успел пропустить никак не меньше двух кружек вина, да и, судя по лихорадочному блеску темных глаз, толком не отошел от вчерашней попойки.

— Не увлекайся, — предупредил я. — Тебе еще на рынке торговаться.

Бретер с недовольным видом поморщился, но, допив остававшееся в кружке вино, требовать добавки не стал и отправился на конюшню. Я же поднялся в апартаменты. Дотронулся кончиками пальцев до оставленного сохнуть на подставке магического жезла, убедился, что лак затвердел, взял палочку в руку, покрутил.

По руке побежали мурашки, словно начали ползать невидимые осы, но ощущения оказались скорее приятными, нежели наоборот; донимавшая последние дни ломота никак себя не проявила. Встав посреди круга святого Варфоломея, я выполнил несколько перехватов и ощутил, как пальцы липнут к неровной поверхности жезла. Впрочем, сотворению эфирных плетений это нисколько не мешало, как не лишало подвижности кисть и растекшееся по ней едва уловимое онемение. Более того — возникло подспудное желание зачерпнуть побольше силы и отработать заклинание из числа самых сложных, но поддаваться ему не стал.

Я быстро собрался и спустился на конюшню к Микаэлю, который к этому времени уже взнуздал коней Уве и Марты. Мы выехали на них за ворота, ведя на поводу осла, и направились к дому лекаря.

Маэстро Салазар что-то негромко напевал себе под нос на родном лаварском, нечто тоскливое о любви, долге и смерти, разбитых мечтах и сердцах. Когда он отказался заезжать во двор, я этому лишь порадовался. Спешился, прошел в арку и махнул рукой сидевшему на скамье школяру:

— Уве, идем!

Парень неспешно поднялся на ноги, пригладил ладонью растрепанную шевелюру светлых волос и водрузил на голову шляпу.