Граниил Орлов - Фонтан [litres]

По залу то и дело пробегали официанты, движущиеся от раздевалки до кухни и готовящиеся к началу торжества.

Рощин, одетый в тёмно-серый костюм известной немецкой марки, спустился быстрым шагом вниз.

У основания сцены стоял Колосов и смотрел на неё, погружённый в свои мысли.

– Рудак прибыл. – сказал, подойдя к нему, Рощин и, сразу же оценив Колосова вопросительным взглядом, настороженно спросил:

– Ты в порядке?

Выйдя из оцепенения, тот ответил совершенно спокойным голосом:

– Всё отлично, ты как?

Он слегка улыбнулся и в следующее мгновение, повернувшись в сторону двери, словно по велению волшебной палочки, направился к ней.

– Пойду встречать… Увидимся.

Рощин, что-то недовольно пробубнив себе под нос, направился в сторону кухни.

– Воды мне дайте, пожалуйста, стакан! – прокричал он повару. Затем, получив желаемое, большими и жадными глотками выпил, с недовольством растягивая бабочку на шее.

– Давит же, гадюка…

Некоторое время ещё походя по залу в поисках Каминской, он нашёл её в комнате, в которой расположилась женская раздевалка.

Открыв окно, сидя на подоконнике в красочном тёмно-зелёном платье, она нервно курила, делая быстрые затяжки и выдыхая дым, словно выплёвывая.

Когда Рощин вошёл внутрь, глубоко затянувшись, она посмотрела на него усталым взглядом. В выражении её лица была просьба о помиловании.

Он подошёл, взяв у неё без слов сигарету, крепко затянулся. Хмурясь и стараясь не попадать под пристальный взгляд её глаз, он произнёс:

– Там Рудак приехал, Ярик его пошёл встречать, будь готова, скоро уже начнётся.

Чувствуя её взгляд, он, наконец, не выдержал и, посмотрев ей в глаза, добавил уже более мягким голосом:

– Ну что ты так смотришь? И я нервничаю, тоже не знаю, как всё выйдет. В любом случае, нужно отгонять страх, он может всё испортить…

Она прервала его: – Почему же Иммануил не приехал? Его поддержка и успокоительные речи сейчас были бы кстати.

Рощин потушил сигарету и выкинул окурок в мусорное ведро.

– Меня бы, наоборот, раздражало его чрезмерное спокойствие. Ещё и Ярик заразился от него. Ему бы больше всех нервничать и переживать, а он спокоен как слон.

Он посмотрел на неё и широко улыбнулся.

– Так что только мы с тобой как на углях… Нужно успокоиться. Кстати, бесподобно выглядишь. Пожалуй, я правильное принял решение отыскать тебя, на такую красавицу стоило бы переключить своё внимание.

Сказав лёгкий комплимент, он взял её за талию, притянув к себе ближе, легонько поцеловал в губы.

Каминская закрыла глаза и после поцелуя, слегка покраснев, словно семнадцатилетняя девушка, заулыбалась.

Он взял её за руку и потянул к выходу.

– Пойдём, прогуляемся. Я обнаружил на кухне бутылочку великолепного шампанского и клубнику в шоколаде. Знаешь, всегда хотел попробовать подобное блюдо.

Каминская попыталась его остановить:

– Постой…

Она потянула его назад.

– Через два часа мне выступать, может лучше отрепетировать лишний раз.

Рощин засмеялся и неожиданно взял её на руки.

– Вот мы и идём репетировать… Не думай, что я позволю тебе пить, тебе достанется клубника и шоколад… Будешь есть, а я закусывать. Нужно успокоиться, Хелен, ну право же… Я хочу, чтобы всё прошло как можно лучше.

Поправляя платье, Каминская ответила:

– Вот и я об этом говорю. Какое счастье, Гри? Мы приготовили трагедию, впору, наоборот, страдать и быть несчастной.

Но он уже не слышал её слов и лишь повторял:

– Клубника и шоколад…

Спускаясь по лестнице и держа на руках молодую девушку, Рощин осторожно переступал со ступенек и, завидев официантов, пронзительно закричал:

– Ей плохо, она потеряла сознание! Вызовите врача!

Он кричал, и лицо его было перекошено от ужаса и страха.

– Сюда! Положите её сюда! – кричал в следующее мгновение шеф-повар с кухни, указывая Рощину на три табурета.

– Прошу, помогите ей! – прокричал тот, смотря на него с дрожью в голосе.

– Что случилось?

Шеф-повар, послушав сердцебиение, приложил руку ко лбу.

Рощин, смотря на него, ответил:

– Потеряла сознание во время репетиции. Она исполняет в сегодняшнем спектакле главную роль. Последите за ней некоторое время, а я сбегаю и принесу ей нашатырь и вызову доктора.

Оставив шеф-повара, двух его помощников и официанта присматривать за Каминской, которая лежала на трёх табуретах без чувств, Рощин незаметно проскользнул в углубление кухни.

Неожиданно она раскрыла глаза, посмотрев на вопросительные мины уставившихся на неё лиц, резко встала, дав пощечину разглядывающему её официанту, горделиво задрала острый подбородок и выбежала с кухни.

– А я тебя уже заждался, – говорил Рощин, разливая по бокалам золотистое шампанское и ласково смотря на Каминскую.

Они расположились в маленькой коморке, находившейся в подвале музея.

Сидя на кушетке, Рощин с кошачьей довольной физиономией брал в руки свежую клубнику и окунал её в растопленный шоколад.

– Попробуй…

Каминская, качая головой, села с ним рядом и приняла от любимого ей мужчины сначала клубнику с шампанским, затем горячие поцелуи.

При слабом освещении небольшой лампы её красивое тело незаметно полностью обнажилось.

Она только и успела сказать:

– Нам же нужно репети…

Но не договорила последние слова.

Ласкаясь, словно кот, Рощин довольно промурлыкал:

– Расслабься…

– И вот представляешь, Серёжа, я ему говорю, что я – директор музея восковых фигур, что у меня заказ и все дела. А он щёлочками своими косится на меня, улыбается, трогая мой багаж, спрашивает: Чезехине? Представляешь?

Грузный Яков открывает заднюю дверь лимузина, и из неё, наступая новенькими туфлями в кашицу из грязи и снега, выходит Рудак.

Следом за ним с другой стороны лимузина появляется фигура стройного молодого человека со смазливой внешностью и светлыми волосами, зачёсанными назад.

Этот человек, Исаковский Сергей, является директором крупной страховой компании.

Рудак, поравнявшись с нахмуренным и очень серьёзным Исаковским, продолжает свою весёлую историю:

– А ему и говорю по-нашему: ты чего, мол, матом ругаешься, хиня знаешь, где у тебя? А он вдруг посерел в лице, в мгновение нажал какую-то кнопку, набежала их китайская полиция. Все по рациям кричат, будто террориста поймали. А потом уже, когда переводчика привели, все долго смеялись, когда он понял, что мне послышалось в китайской речи. Вот так вот, так что знай, Серёженька, что, если китайцы при тебе ругаются матом, скорее всего они признаются друг другу в чистой, искренней любви.

Рудак, подходя ко входу, засмеялся, лицо худощавого блондина оставалось таким же безмятежно хладнокровным, как и было до этого.