Райан Зильберт - Шторм света [litres]

– Нет.

От облегчения Кэмерон улыбается еще шире:

– Вот и я тоже. Как насчет прогуляться?

На этот раз никто из них не торопится. С полчаса они неторопливо бредут прочь от дома, и постепенно грохочущая музыка и пронзительные крики стихают, оставшись позади, в темноте. Дома здесь просто огромные, отделены друг от друга широченными лужайками и рядами часто высаженных деревьев.

– Когда-то мы тоже жили в таком месте, – произносит Кэмерон. – До краха интернет-компании. Я тогда был младенцем и ничего не помню, но остались фотографии. Зрелище безумное.

– Крах интернет-компании, – эхом откликается Ниа. – Компания твоего отца?

– Лежит в руинах, – говорит он. – Павшая империя. Самое невероятное заключается в том, что все построенное моим отцом до сих пор где-то существует. Отец по-настоящему опередил свое время. Он вбил себе в голову, что создаст виртуальную утопию, в которой люди смогут общаться онлайн, вот только в те времена никакого «онлайн» не существовало. Он все закодировал, свой виртуальный город. Планировал назвать его «Оз», потому что, понимаешь ли, был повернут на «Чуде».

– «Мы идем все вперед, нас волшебник ждет», – поет Ниа.

У нее выходит так мило и непосредственно, что Кэмерон живо представляет, как берет ее за руку и кружит, как они танцуют на улице. Парень уже почти протягивает к ней руку, но в следующую секунду девушка слегка подпрыгивает и делает шаг в сторону, в ее движениях столько легкости, что она кажется невесомой. Кэмерон отдергивает протянутую руку – момент упущен, благоприятная возможность ускользнула.

«Проклятье».

Ниа останавливается, поджидает, пока он ее догонит.

– Итак, что же случилось с Оз? – спрашивает она.

– Когда бизнес рухнул, веб-порталы запечатали, но вся структура, все коды по-прежнему на месте. Просто войти нельзя.

Ниа слегка улыбается:

– В любую систему можно войти.

– Ага, да только я ее не нашел, даже если она и существует, – вздыхает Кэмерон. – Перед тем как исчезнуть, отец много говорил про Оз, про то, какой огромный потенциал у этого места. Я был совсем маленьким и мало что понимал, а несколько лет назад стал задумываться: что, если отец пытался мне что-то сказать? Вдруг он что-то там спрятал, какую-то подсказку, которая объяснила бы, почему и куда он уехал. Я приходил домой из школы и часами пытался найти вход и взломать. У меня ничего не вышло. – Он качает головой. – Конечно, как только мама узнала о моих попытках, то сразу запретила этим заниматься.

– Запретила? Но почему?

– Потому что она не хотела, чтобы я зря тратил время, питал ложные надежды, а потом разочаровался. В любом случае она была права. Если бы отец хотел дать нам знать о себе, то оставил бы записку. Он не стал бы прятать информацию в куче древних кодов, за дверью, которую никто, кроме него, не может открыть.

– Неужели на свете и правда есть дверь, которую ты не можешь открыть? – Ниа улыбается так, будто уже знает ответ.

– Ну, с тех пор многое изменилось, – отвечает Кэмерон, улыбаясь в ответ.

Тут он абсолютно серьезно начинает думать об их прогулке как о свидании. Смотрит на ее руку и представляет, как их пальцы переплетаются. Однако желание прикоснуться к Ниа вытесняется другой, более насущной потребностью. Кэмерон озирается по сторонам. Дом, из которого они ушли – и, что самое главное, находящиеся в нем ванные комнаты – остался самое меньшее в двадцати минутах ходьбы позади. Так долго он не продержится. Но если отойти в сторонку, подальше, за вон ту вереницу деревьев…

– Эм, Ниа? Ты не могла бы подождать здесь секундочку, пока я… В смысле я недавно пил пиво и теперь… кхм. Вот. Подожди здесь.

Не дожидаясь ответа, он поворачивается и шагает в кусты, радуясь тому, что сейчас темно и Ниа не видит, как покраснело его лицо. Он уходит немного дальше, чем нужно, потому что одно дело извиниться перед девушкой и отойти пописать, и совсем другое – допустить, чтобы она услышала журчание, – после такого проще сразу застрелиться.

Минуту спустя – Кэмерон готов поклясться, что отсутствовал всего минуту, самое большее две – он выбирается из зарослей и снова выходит на залитую лунным светом улицу.

Лунный свет, и больше никого.

Ниа исчезла.

– Ау! – зовет он.

В темных кустах позади него что-то шуршит, какое-то животное, но Ниа не появляется. Он смотрит по сторонам, вглядывается в темноту – может, Ниа ушла по улице? Мало-помалу его удивление сменяется тревогой. Ниа ведь не могла просто взять и уйти? Или могла?

«Может, она тоже отошла пописать?»

С другой стороны дороги тоже темнеют заросли. Кэмерон гадает, не там ли сейчас Ниа и не позвать ли ее еще раз. Тут на экране его телефона высвечивается имя Ниа. Он читает сообщение и разочарованно вздыхает.

Отец позвонил. Мне пришлось уйти. Извини.

Кэмерон перечитывает текст трижды: первый раз мысленно, пока сообщение несется по Сети, второй раз, когда оно выводится на его линзы, и в третий раз на экране мобильного – просто чтобы удостовериться, что не упустил какой-то нюанс, который помог бы ему не чувствовать себя отвергнутым.

Потом он поворачивается и идет обратно на вечеринку. Один.

Сказать по правде, Кэмерон начинает ненавидеть отца Ниа, особенно эти его безумные правила касательно того, с кем Ниа можно общаться и когда. Подруга говорит о возможности выйти из своего дома так, как люди рассказывают о побеге из тюрьмы. То немногое, что известно Кэмерону о ее детстве, не может не удручать: никаких праздников в честь дня рождения, никаких пижамных вечеринок, никаких занятий спортом. Ниа упоминает о своих лишениях, как о чем-то само собой разумеющемся, даже после того, как Кэмерон говорит ей, что любой порядочный родитель хотел бы дать своему ребенку нормальную жизнь, подразумевающую кроме всего прочего общение с другими людьми. С другой стороны, ему льстит тот факт, что Ниа использует редкие возможности ускользнуть из дома для встреч с ним, хотя могла бы выбрать других своих друзей, в том числе парней. Если ему нужно ждать, пока их отношения перейдут на новый уровень – что же, он готов. Все равно он может общаться с Ниа, хоть и урывками. К тому же они разговаривают целыми днями. Вовсе не обязательно находиться с человеком в одной комнате, чтобы быть с ним, чувствовать связь.

Однако обратное утверждение тоже верно: можно быть рядом с человеком, но совершенно не знать и не понимать, что он думает и чувствует. Именно поэтому Кэмерон даже не замечает, что происходит с Жако, а когда у него открываются глаза, становится уже слишком поздно.

УВИДЕВ КРАЕМ ГЛАЗА, какой удручающей жизнью живет Жако, а вернее, поняв, что у него нет никакой жизни, Кэмерон неизменно заглядывает украдкой в телефон друга, когда тот заходит их навестить. А происходит это раз в неделю. Положение вещей ничуть не улучшилось, но, по крайней мере, и хуже не стало.