Ольга Ворон - Ангелы: Анабазис

Медведев усмехнулся белым кометам с небес. Рванул молнию, коротким движением плеч стянул с себя и бросил на заснеженные камни разгрузку. Сверху положил оружие… Выпрямился. Застывшие в ожидании тэра стояли молча. Зубров прекратил биться и замер, вдавившись лицом в снег. «Таёжники» хмурились, но не двигались с мест. Михаил почувствовал, как лицо застывает в нелепой усмешке: «Немая сцена: как родная меня мать провожала…». Стянуло поцарапанную обмороженную кожу. Холодом скрутило живот.

— Ну, я пошёл… Бывайте!

И шагнул к ближайшему порталу.

Медведев почти подошёл к проёму, когда тэра сорвались с мест. Он не видел краткого жеста Яромира, но действие его оказалось сродни стихийному бедствию. Тело замесило неведомыми силами и оттащило от портала в центр домена. Только оказавшись перед ведущим «щитов», «таёжник» понял, что руки ему заломили двое воинов.

— Королева права, — Яромир закутался в куртку. — Требуется серьёзная причина, чтобы позволить тебе уйти. И, пожалуй, её угрозы не того уровня.

— Ты спятил? — Медведев рванулся к Ведущему, но захват тэра оказался крепок. — Всех положишь!

— За тебя пойдёт другой, — ответил он и отвернулся: — Мне нужен доброволец!

Люди переглянулись.

— Яромир! Мать твою за ногу и на скамейку! — зарычал и забился Михаил.

Тэра вынужденно усилили хват, железно привязав к себе «таёжника». Он продолжал вырываться, ощущая как трещат напряжённые сухожилия. Уже понимая своё бессилье. И от неспособности принять его боролся до конца. Как до этого Зубров.

— Мне нужен доброволец, — повторил Яромир. И произнёс это скучно и безразлично, как ничего не значащую новость.

— Я!

— Я.

— Я…

— Мать… — процедил Михаил и плотно замкнул глаза. — Да что ж вы делаете, ироды…

Три человека назвались почти одновременно, переглянулись меж собой и замерли. Решение оставалось за Ведущим. Яромир задумчиво рассматривал добровольцев. Он не выказал удивления, явно ожидая ответа именно этих людей.

Маугли. Святослав. Юрий.

Ведомый, встретивший старшего среди врагов.

Страж-сирота, нашедший нового оберегаемого и возможность реабилитироваться перед своей совестью.

И близкий друг.

Михаил почувствовал, что сердце проваливается в «воздушную яму», ухает куда-то вниз, словно срываясь в пропасть. Попросил в серую спину вставшего перед добровольцами ведущего:

— Яромир, не делай этого! Там меня ждут! Понимаешь? Меня!

— С нами сражались охотники-скопы, — не оборачиваясь, отозвался тот, — Это один из нижних уровней иерархии стерв. Мозгов у них, как у курицы. И все люди им на одно лицо. Наверняка не смогут опознать того, кто убил Сирина.

— Христом-богом прошу… Мне есть почему идти, а им-то за что?! Оставь мне — моё!

— За что? — переспросил Яромир устало: — Раз вызвались, значит, есть что-то в твоей жизни такое, за что готовы платить. Они это чувствуют. И я чувствую. Не могу определить сам, но знаю, что окажись здесь кто-либо из высших, или Талик был бы жив, — установили бы, что в твоей судьбе намечено. Пока я вижу только то, что ты — потенциальный тэра с повышенными возможностями. Вероятно, поэтому школа, к которой относится твой страж, и взяла тебя под свою опеку. Храм Сваро-га, если не ошибаюсь? — повернулся он к Зуброву.

— Да, — угрюмо подтвердил тот, — линия Пересвета, школа высшего круга.

— Моё почтение высшему. — Яромир церемониально склонил голову, руки вскинулись в кратком жесте и снова опали, прячась в кармане анорака. — Быть может, скажешь, за что сейчас к стервам пойдёт человек?

— Нет.

— Послушание молчания?

Юра-сан коротко кивнул и с нажимом произнёс:

— И поэтому, Одинат, идти должен я. Я знаю, за что. Для меня это не абстрактные ценности. А моё стражество Святослав примет.

Упомянутый тэра мрачно посмотрел на Зуброва и покачал головой, отказываясь от великой чести.

— Сваро-га, — задумчиво повторил Яромир, — Вы, кажется, опекаете детей с пророческим даром?

— Не спрашивай о его сути, Ведущий. Ответа ты не услышишь, — не повёлся Зубров.

Яромир пожал плечами.

— Юрка, не дури… — зарычал Михаил. — Сукин кот, я ж тебе…

— Пойдёт Святослав, — устало оборвал Ведущий «щитов».

Медведев выдохнул и поник. Было понятно, что со своими людьми Яромир поступит так, как решил. Да и, в конце-то концов, все «таёжники» оставались здесь, за защитой стен, возле сердца. И, даже понимая, что это «немножко» предательство, поступить иначе уже не мог.

А внутренняя готовность, возникшая после трудного выбора, стала таять, как леденец на языке. Сам себе он мог признаться — с того момента, как тэра схватили его у выхода, просто бешено захотелось жить. Так, чтобы детей наделать побольше, жену в Сочи вывести, — она давно просила, — да и уйти в отставку и посадить дерево, а лучше десяток поровну плодовых и любимых хвойных, и построить дом где-нибудь в лесу. Ходить на речку рыбачить, землю возделывать, охотиться. Баню поставить, по выходным ждать друзей из города, жарить шашлыки и всю ночь сидеть с гитарой на дворе до первых проблесков зари.

Святослав согласно кивнул на команду Ведущего и расстегнул куртку. Вытащил пистолет и нож и на мгновение задумался — кому передать. Взгляд скользнул по лицам и остановился на Маугли, всё также напряжённо стоявшем рядом.

— Держи. Пригодится.

Всеволод шало потянулся. Только взгляд кинул на Зуброва: «можно?», — но тот не отреагировал. Святослав передал оружие. Напоследок снял с запястья массивные часы и сунул в ладонь ведомому:

— А это тебе на счастье. Сомнительное счастье от сироты, — усмехнулся и вопросительно взглянул на Ведущего, — Можно идти?

Яромир кивнул. И он направился на выход.

— Мать вашу… — процедил Медведев. — Отпустите, черти! Никуда не денусь!

Яромир кивнул и тэра отпустили.

Михаил на вмиг одеревеневших ногах шагнул к несостоявшемуся стражу, никак не решаясь посмотреть ему в глаза.

— Ты… короче…

— Ничего не говори, — остановил он. Взял под локоть, как если бы руку пожал, и, обойдя, пошёл дальше.

А Михаил потянулся к локтю, который только что сжимала чужая рука, не дотянулся и замер так, пустым взглядом глядя в след уходящему.

Что-то произошло. Словно попал под взрывную волну. Жарким воздухом обдало тело. Нет, не так, как если бы повеяло теплом. Жар миновал одежду, сразу приникая к коже, вонзаясь и пронзая до самых костей. Точно оказался обнажённым рядом с протопленной печкой. Или нет — выпил и закусил и вышел из дома на холодную улицу. Ощущаешь, что вокруг холод, но он не допускается внутрь ни разогретым телом, ни распалённым сознанием. Стало легко, тепло, свободно. Лишь локоть, только что сжатый крепкими пальцами, ломило. И в глазах… Он решил сперва, что просто померещилось. Камни домена, только что валяющиеся грудами или стоящие застывшими истуканами по периметру, показались дышащими. Словно огромные мохнатые чудовища, лежащие в долгой спячке — тяжело вздымаются бока и едва слышно рокочет в лёгких воздух. А потом он понял, что стоит в каменном мешке… И глыбы — это стены колодца… Над ними звёзды, но и те — всего лишь дыры колодцев, из которых пытливо и насторожено смотрят такие же, как он. Хотя, возможно, совсем не люди. Захотелось крикнуть им слова приветствия и убедить, что он, как взъерошенный брошенный котёнок в холодном подъезде, а, значит, и ему нужно тепло и понимание, иначе ему придётся огрызаться и сатанеть, рвя за свою жизнь…