Ольга Ворон - Ангелы: Анабазис

Перед глазами ходила ходуном тёмная фигура Зуброва. Юрий прятал глаза и что-то бубнил, бубнил, пытаясь достучаться до сознания друга. Медведев и хотел бы выслушать и понять, но камни вокруг дышали всё быстрее, всё чаще вздымались и опадали заросшие то ли седой шерстью, то ли белёсым мхом, то ли снегом бока, и сердце стучало в такт этому ритму. Хотелось двигаться, плясать, размахивая лапами, загребать воздух в кучи, взбивать небо как перину и чувствовать его тугую вибрирующую силу. Ощущать сопротивление натянутых волокон, спутывая их меж собой ударами огромных рук. Огромных! Медведев вдруг понял, что они стали так велики, что больше похожи на ковши экскаватора, чем на человеческие руки. А потом и остальное тело разбухло, будто тесто в кадушке, распухло во все стороны, оставшись тонким только на местах соединений костей. Как лошарик из мультфильма! Он попытался двинуть рукой, чтобы остановить навязчивое мельтешение друга перед глазами, но сперва промахнулся по фигуре, а потом едва дотронулся и тут же увидел, как Зуброва относит к дальним камням домена. Как в голливудском боевике. Красивой, динамичной дугой. Юрий летит, взмахнув ногами, очень долго. За это время сердце успевает ударить с десяток раз. Огромная рука-ковш опадает, словно кончился завод, а другая и рада бы помочь, да сама наливается тяжестью. А Зубров всё летит… Уже видно, что падение придётся на спину, что на месте приземления камни, что Юрий с трудом успевает вывести руки для защиты тела…

— Он же плывёт!

Крик Всеволода достиг сознания, но остался непонятым. Плывёт — это как? Плывёт — это, значит, по воде. Следовательно, должна быть вода… И Медведев ощутил, что мир наполняется водой. Она прибывает из камней, сочась через трещинки, и заполняет пространство вокруг него…

— Мешок! — Крикнул Яромир.

Спустя миг несколько спальников упали на Михаила сверху, плотно зашторивая от него мир. Тэра умело расправляли на фигуре одеяла, пеленая, словно пауки добычу.

— Я поведу! — Заторопился Всеволод, беспокоясь, что первую партию в оркестре предложат другому.

Яромир глянул внимательно, и Всеволод вспыхнул и тут же побелел, стискивая зубы. Но Ведущий не стал испытывать его нервы:

— Давай, — кивнул он и повернулся к своим: — Заставьте его думать о жизни!

Двое тэра, занявшиеся пеленанием Михаила, сшибли его с ног и навалились сверху, плотно прижав к земле. Всеволод, скинув куртку, лёг ближе к голове и тут же со всей силы обхватил-обнял его за плечи.

Михаил не почувствовал, как приблизилась земля. Просто внезапно она оказалась под телом. Сама. Не он к ней, а она к нему приникла, прижалась каждой ямкой и каждым бугорком. А потом пришло понимание того, что из лёгких выдавливают воздух. Настолько мощно захватили за корпус чьи-то руки. Надавили так, что рёбра тоскливо затрещали. Попытался вырваться и понял — всё тело связали три кольца. Корпус на уровне груди держал один воин, талию с прижатыми к телу руками — другой, а колени — третий. К тому же все трое давили на него весом. И двигаться под таким натиском было нереально. Но… и дышать было, по сути, нечем… Несколько слоёв ткани делали невозможным доступ воздуха. Вдох, случившийся в момент захвата, растратился на возможность сберечь рёбра, выдохнул, и дышать тем, что оказалось в воздушном кармане под спальниками, стало неприятно — голову заломило почти сразу. Если бы не подготовка к высокогорным переходам, то уже не смог бы и двигаться, лишь вяло сопротивляясь. А так — силушки ещё хватало.

— Какого хрена? — прохрипел Михаил на остатке тяжёлого выдоха.

— Выбирайся! — крикнул Маугли. — Бейся, что есть силы! Не вылезешь — сдохнешь!

Объяснения оказались более чем понятны. Перспектива задохнуться в дружеских объятьях, приправленных запахом пота от влажных спальников, его не радовала. Тело изогнулось в тяжёлом прогибе, мощно заработала спина. Михаил забился, словно рыбка, попавшая на берег. Вверх-вниз, вправо-влево! Неожиданными резкими рывками и постоянным движением плеч. В голове зашумело, от перегрузки пришлось зажмуриться, но руки стали выскальзывать из одеял, стремясь сбросить ненавистные тряпки. Рывок, рывок, рывок…

Когда освободились руки, он растолкал удерживающих людей и сорвал с лица одеяла. Запрокинулся, открытым ртом хватая воздух. Задышал часто и глубоко, выгоняя из тела жар и болезненность. Под одеждой стекал пот, пальцы дрожали, а взгляд лихорадочно метался по окружающим. Благо, все были заняты: Всеволод проверял его пульс, двое других участников дружеской игры в удушение паковали спальники, Яромир сидел рядом на корточках и задумчиво рассматривал что-то в небе, четвёрка тэра мягко, но необоримо удерживали Катько и Батона от точки основных действий, а ещё двое восстанавливали Зуброва. Кивнув «таёжникам», Медведев, ещё не в состоянии подняться на дрожащие от напряжения ноги, сосредоточил внимание на друге. Юрий сидел, изредка прикладываясь к фляжке, и, игнорируя его, смотрел на камни. Его левая рука, принявшая вес при падении, выглядела неестественно свёрнутой. Располагающийся рядом тэра приноравливался вправлять вывих.

— Юрка…

— Сейчас вправят, будет, как новенький, — успокоил Яромир, заметив его взгляд.

— Что ж мы так… — Михаил взялся за голову. — За один день столько наворотили! А ведь друзья, ёклмн…

— Это естественная ситуация, — отозвался Ведущий, — Ты трансформируешься, изменятся и ваши отношения. Такова доля стража — чувствовать, как его перерастает охраняемый. Ты за короткое время здорово поменялся, но Юрий ещё не вполне осознал, что его пора приходит к концу. Что дальше вести будешь ты. Без помощи и советов.

— Чёрт побери, Яромир. Думаешь, мне это надо?

— А это никому из нас не надо, — пожал плечами тур «щитов». — Стоящий ведущий не из тех, кто любит командовать.

— Да я не про то! Для меня Юрка — не страж. Друг. Это другое, понимаешь? Что бы там ни было меж нами… И каковы причины этой дружбы… Ты не думай, я понимаю, что его ко мне приставили, что он вынужденно рядом. Что ему пришлось подстраиваться под меня, подлаживаться, прогибаться. И всё это не по его воле, а по приказу вашего командования… Но…

— Стражество тут ни при чём, — отрезал Яромир. — Не хотел бы он быть рядом — не был бы. Стал бы тенью. Или, напротив, был постоянно на глазах, но близким человеком не стал. Мог бы и врагом прикинуться. Да мало ли! Страж сам решает, как он хочет служить. Его в этом не неволят. А вариантов достаточно.

В голове гулко зашумела кровь. То, что неприметным ручейком подтачивало изнутри, стало видимым, словно Ведущий поднёс к душе факел и осветил её тайные закоулки. Проблема была не в Зуброве. Михаил повернулся к другу вовремя, чтоб успеть увидеть, как тот дёргается от боли во вправляемой руке. Белые губы дрогнули и снова сжали горло фляжки.