Ольга Ворон - Ангелы: Анабазис

— Отдайте! Отдайте! Отдайте!

Напрягшись, Медведев развернулся на крик.

Родимец катался по камням, выкрикивая, как заведённый, одно и то же, и руками расцарапывал себе горло. Несколько тэра слажено прижали бьющегося к земле, но даже их вес не помог — Игнат выгибался, почти сбрасывая бойцов, и продолжал кричать. Изо рта летели брызги. Слюна пополам с кровью. Ударился головой, руками, ногами — раны множились при каждом движении. Полынцев бросился на ноги Родимцева — остановить, — прижал, да напоролся на выброшенное прогибом колено. Заматерился глухо, утёрся, снова навалился и, наконец, придавил.

Михаил подскочил, было, но Яромир удержал — стиснул плечо, рванул за себя, не позволяя влезть вперёд. Подошли вместе, когда вокруг Родимца уже сгрудилось несколько тэра.

— Фляжку! — рявкнул кто-то.

Тэра пытались разжать зубы Игнату, чтобы влить свой напиток, но челюсти свело намертво. Закаменело тело, став равным тугому переплетению металла и камня. И тянулся бесконечный вой, перемежающийся всхлипами-вдохами. Тянулся, тянулся, тянулся… И стал переходить в хрип, когда из ушей лейтенанта полилась кровь. Тэра, оказывающий помощь, поднял взгляд на своего старшего:

— Кончается. Парня держат на коротком поводке. Волю передали, теперь убьют.

Медведев дёрнулся:

— Я сейчас выйду!

— Не успеешь, — задержал его за локоть Яромир. Посмотрел, и тут же отвернулся от сумасшедшего взгляда таёжника. — Просто скажи ему. Вслух. Гамаюн на него настроена, захочет услышать — услышит.

Михаил решительно шагнул вперёд, оттолкнув тэра, наклонился над Родимцем, стиснул его голову руками и отчётливо прокричал, так, как привык приказывать:

— Оставь его! Сейчас! И я выхожу! Оставь его! Поняла, тварь!?

Родимцев безвольно обвис. Переход оказался настолько быстр, что Михаил замер, боясь страшного. Но нет, Игнат дышал. С трудом, с присвистом, но — дышал. Капитан положил голову друга на подстеленную кем-то куртку. Поднялся. С замершего поднялись и «таёжники». Слова командира слышали все. Михаил обернулся.

— Отошёл, — доложил хмурый Всеволод, возникший за спиной неожиданной тенью. Тёплой, защищающей тенью.

— Я понял, — отозвался капитан и отвернулся.

Смотреть на вытянутое тело на тёмном окровавленном снегу ему не хотелось. Главное Святославу сказать он успел. Остальное не так важно. А что уж совсем невмоготу будет при себе удержать — так ненадолго расстались. Если есть какие-нибудь загробные миры, то встретятся и договорят. И, судя по всему, скоро встретятся.

— Я ухожу, — просто сказал Медведев и протянул руку попрощаться с «таёжниками». — Спокойного вам возвращения!

— Да уж… блин… спокойного, — Батон отвернулся и яростно высморкался.

Катько в ответ на рукопожатие притянул к себе и заграбастал в объятия. Похлопали друг друга по спине.

— Яромир, — Михаил повернулся к Ведущему, — Не задерживай меня. Второй такой обман стервы не простят.

— У нас был шанс, и мы его использовали, — спокойно отозвался тот.

— Да, — кивнул Михаил, — Я понимаю — ты бы себе не просил, если бы не попытался. Теперь шансов нет, — и обратился к «раверснику», стоявшему особняком: — Степан. Когда вернётесь… Ребят моих…

Полынцев кивнул:

— Отмажу, насколько возможно будет…

— Спасибо. Юр-сан…

Зубров кинул на командира и опять отвёл отрешённый взгляд.

— Юрка… — Михаил вздохнул, подошёл, цапнул друга за здоровое плечо. Развернул к себе и стиснул плечи. Крепко жать не стал — побоялся за травмированную руку, подтянутую косой перевязкой к корпусу. Зубров, поведя плечами, выскользнул из обхвата. Угрюмо отозвался, отведя глаза:

— Я с тобой иду.

— Нет!

— Да. Сиротой я не останусь…

И так это произнёс, что Михаил растерялся. Столько услышал в голосе Зуброва затаённой глухой тоски, что и сказать-то в ответ оказалось нечего. Как за спасением кинул взгляд на Яромира — «Задержишь?». «Нет», — покачал головой Ведущий — «И не могу, и не хочу». Повернулся, было, к Катько, но Юрий понимающе хмыкнул:

— Не суетись, Мих. Пока ещё субординацию никто не отменял… А я пойду по-любому.

Медведев выругался — будто заряд картечи в воздух выдал — и тут же пришли мысли и о том, что Юра-сан — всё вполне понимающий, адекватный и ответственный мужик, сам решающий за себя… И о том, что судьба сироты-стража, видимо, совсем нестерпима, если сейчас он готов не просто на смерть, но смерть, возможно, жутчайшую.

— Ну, и дурак, — резюмировал Медведев хмуро.

— Чья бы корова мычала! — отрезал Зубров.

Михаил нахмурился, но отвечать уже не стал.

— Юрий, — позвал Яромир, — Вероятно, будет возможность связаться со Свар-гом. По такому-то поводу…

Зубров устало прокомментировал для командира:

— Наши Школы друг друга на дух не переносят. Но встреча здесь, действительно, не плохой повод связаться и переговорить.

— Хоть что-то хорошее, — пробурчал Медведев, подтягивая шнурки на берцах.

Юрий повернулся к Ведущему:

— Да, я принимаю Вашу помощь. Сообщите в Школу о том, чему были свидетелями. И вот что ещё…

Он присел и одной рукой вытащил из кармана блокнот и карандаш. В сумеречном пространстве белый лист на колене выделился, словно светоотражающая заплатка. И её трепало холодным ветром, пока Юрий писал. Быстрая записка всего в пару слов. И Юрий сложил лист.

— Вот это прочтите после того, как мы выйдем из зоны видимости. И передайте это в Сварог.

— Хорошо. — Яромир задумчиво покусал губу. — Мне кажется, я представляю, что там…

— Счастлив ваш Бог, — усмехнулся Зубров.

— Да уж…

Всеволод быстрой тенью оказался рядом с Медведевым.

— Пресветлый. И я пойду с вами!

Михаил обернулся. За последние сутки почти постоянного сна бывший пленник, а ныне — член отряда, несколько восстановился. Ушли с кожи синие разводы, только кое-где оставив тёмные кривые, обозначающие границы спавших синяков. Практически прошла лихорадка. Только заострились черты. Да глаза стали тусклыми, словно неживыми.

— Нет. Не пойдёшь.

— Пойду. Даже, если прикажите остаться, — упрямо ответил Маугли.

— И прикажу, — усмехнулся Медведев. — И заставлю.

— Пресветлый!

— Разговор окончен! Идёшь с Яромиром! — и оттолкнул парня прямо в грудь стоящего за ним ведущего «щитов». Тур успел вовремя схватить за плечи мальчишку, удерживая от непоправимого.

От бешеного рыка и толчка Медведева Всеволод стал белым. Косо летящие иглы снега ужалили в лицо. Мгновение помедлил, а потом, стряхнув с себя руки ведущего, склонился в традиционном для тэра полупоклоне. Принял. И стремительно развернувшись, ушёл.

Михаил огляделся в поисках того, кому можно было бы доверить подопечного. Отставлять его просто так показалось непредусмотрительным, и даже преступным. Что-то связывало их, какая-то странная симпатия. И в ней он чувствовал за собой ответственность, чуть ли не выше той, которую нёс за «таёжников». Огляделся. Яромир исподлобья смотрел остро, выжидающе. Катько понимающе вытянулся в ожидании приказа. Только ни просьбы, ни приказа к ним не последовало. И тот, и другой и без воли уходящего последят за судьбой Маугли. Это Медведев хорошо чувствовал. Поэтому взгляд метнулся дальше, туда, где и нельзя было бы найти рай для пленника.