Ольга Ворон - Ангелы: Анабазис

— Давай, Пушок! — Михаил тронул пятками бока скимена. Занятые оружием руки прижал к телу. Крылья развернулись до предела, уйдя в небо дрожащими перьями, в тугую пружину сжав ветер у висков седока. Взмах! От напряга мощная шея зверя забугрилась, вздыбилась холка. И стремительно удалилась земля.

Михаил, в крутом манёвре стремясь удержаться на спине Пушка, запоздало сообразил, что хотя возможностей для атаки явно прибавилось, но в общем ситуация стала не в их пользу. Раньше для дракона они все были недостижимы: люди на земле слишком низко — не припадёшь, а грифоны в небе — слишком быстры. А объединение сил привело одновременно и к возможности атаковать самим, и к вероятности поражения. Скимен стал неповоротливой мишенью, а люди фактически безоружны перед ящером. Лезвия в пол-локтя — не помеха для эдакой туши.

Ящер спикировал — скимен ушёл, сложив крылья, почти к земле.

Пока ящер также обломался с Юрием, Пушок снова набрал высоту.

И опять повторилось то же. И снова пришлось набирать высоту.

Медведев тискал жирные от крови перья в кулаках и никак не находил возможности подобраться к ящеру ближе. Да и Юрию пока не удавалась атаковать.

И снова горгония с яростным клёкотом спикировала из-под самых туч. Крылья на полнеба, лапы подобранные для удара, тупая змеиная морда…

В последний момент сближения Михаил направил скимена вперёд и вниз. Прямо под брюхо ящеру. И оказались под распахнутым и вскинутым крылом. Рядом с обнажившимся мягким боком Горгонии. До дракона оказалось рукой достать. Михаил и достал — вытянулся, вывернулся, и всадил липкое лезвие в чешуйчатый покров. Руки на скорости чуть не выломало — кисти скрутила жгучая боль потянутых мышц. Сам едва удержался на спине скимена. Но клинок унесло в ране. Засел глубоко.

Мелькнуло более светлое чешуйчатое брюхо, широкая лента змеящегося хвоста…

И вскинувшийся от боли ящер задел крыло скимена. Пушок заверещал, закудахтал, суетливо замесил крыльями по воздуху. Тучи перед Михаилом завертелись, сливаясь в круг. Справа и слева ощутимо забило крыльями. Резко стала ближе земля.

— Мих! — пророкотало далёким голосом Юр-сана.

— Трендец? — не поверил Михаил, смотря в кружащуюся приближающуюся землю.

Хотел схватиться за гриву, но пальцы не послушались — потянул мышцы. Упал на шею грифона и обжал её локтями, втиснулся в редколесную гриву, в потную шерсть с проросшими местами пушистыми мягкими перьями.

— Миха!!!

Пушок выдержал. Дрожа всем телом, клекоча что-то надсадное, выровнял полёт и снова стал набирать высоту. Михаил выпрямился в седле и огляделся.

Ящер, сделав разворот, уже атаковал Юрия. А тот… Тот просто ждал. Его скимен качался между небом и землёй, ровно между ящером и Михаилом. Серый в сером. Почти невидимый в снегопаде. Только зелёной звездой поверх — человек. Раскинув руки, будто для объятья. Но — нет. Не было в этом движении готовности обниматься с чужеродной тварью. Это была стена. Стена размером в одного человека. Стража, которого хрен пройдёшь.

Медведев закричал в спину друга:

— Юрка!

Пусть знает, что жив! Пусть не торопится считать себя сиротой!

— Давай, давай! Выноси! — сквозь зубы взмолился Михаил, стискивая локтями шею Пушка.

Скимен жалобно крикнул и напряг шею, тяжело заработав крыльями. Сваливаясь вниз и снова поднимаясь, трудно полетели туда, где уже сходились в воздухе.

Михаил лихорадочно искал выход. Единственное оружие, что есть, так это перо за поясом, да и то взять в руки не получается — отказывают пальцы. Юрий же гол, как сокол. И видно — по замиранию, по осанке, по брошенным плечам — видно, понял уже, что времени на манёвр не хватит. И нет возможности успеть к нему до столкновения.

Горгония вильнула, по-змеиному раздвинув тучи, и сложила крылья.

Михаил в бессильной ярости ударил пятками в горячие бока.

Юра-сан распрямился и с силой свёл ладони. Хлопка Михаил так и не услышал. А вспышку — увидел. Резануло по глазам ослепительно-белым. Растянулось лучом от неба до земли. Трещиной мироздания.

И только после до Михаила дошла ударная волна. Шарахнуло снежным зарядом, и чуть не сбросило со спины скимена. Пушок забарахтался в воздухе, испугано вскрикивая, но выдюжил, хотя и снова сдал в высоте.

Горгония металась, сослепу яростно атакуя пустоту. Пушистый грифон Юрия уходил в стороны без спешки и суеты, ощущая уверенность седока. А в руке Зуброва играл неяркими бликами меч. И, зная предпочтения Юры-сана, Михаил догадался — катана.

— Давай, Пушок, давай!

Но Пушок и так тянул из последних сил, теряя высоту и не успевая. Михаил стиснул зубы. Теперь — понукай — не понукай, да хоть на голове ходи — возможность успеть и помочь уверенно уходила за грань исполнимого.

Горгония промахнулась ещё раз — скимен в два напряжённых взмаха ушёл выше. Развернулся и тут же из-под туч ринулся на тяжело уходящего вдоль земли ящера. Словно коршун на добычу.

Михаил увидел, как соскальзывает меж корпусом и крылом опасно вооружённое зелёное пятно — Юрий упал с грифона. Сердце ударило в виски — показалось, что промахнулся, пролетел мимо! Но нет — хорошо пришёл, возле хребта, у невысокого гребня. Уцепился. Кляксой растёкся по чешуйчатой коже. На одной руке провернулся, приближаясь к шее крылатого ящера. В другой — катана. Горгония почуяла и развернула тупоносую морду, закричала, потянулась схватить. Мелькнул по широкой дуге меч и резанул по носу. Самым кончиком, но прорезал. Ушёл на новый замах и вонзился меж лопаткой крыла и шеей. Рубанул! И из раны, словно из садового оросителя, фонтаном хлестнула кровь. Залила, забрызгала человека и тот, разжав руки, ухнул вниз.

Горгония закричала и подняла голову, надеясь подняться выше. Тугие крылья ушли к земле. И самым кончиком левое ударилось за неровность, за мирно спящую кучку греющихся стерв.

Гарпий разбросало сильным ударом.

А крыло — хрустнуло, сложилось! По коже до локтя потянулась синяя трещина. От боли забился по земле хвост и Горгония, оглушительно визжа, рухнула вниз. Выставила лапы, но сослепу не рассчитала — зацепилась, покатилась, разрушая сама себя.

Медведев яростно закричал. Юрий это всё-таки сделал!

Вопя, Горгония пыталась подняться на побитые лапы, но падала.

И всё бы хорошо — подходи да отхватывай обещанную голову и требуй исполнения обязательств. Всё бы хорошо… Только вот где он, «Иван-царевич»?

— Отойди. Моя, — перехватив меч, прохрипел Юрий и, шатаясь, пошёл к дракону.

Прижатая к земле болью поломанного тела, Горгония лежала тихо. Морда вялая, глаза в слезах, пасть подрагивает от боли.

— Юр!

Друг не отозвался и не обернулся.

Встал сбоку от длинной шеи. Расставил ноги шире, примерился. Горгония только повела огромными глазами и на одной ноте протяжно заскулила. Тихо-тихо. Тонко-тонко. Словно пенопластом по стеклу. Настолько душу выматывающий звук, что Медведев в сердцах крикнул: