Ольга Ворон - Ангелы: Анабазис

— Командир — это ты? — повернулся Михаил к Яромиру.

— Ага. А ты — князь.

— Меня не тянет быть им обласканным.

— Не им, а Рарог, — вмешалась Стратим, устало вставая рядом. — Он — ничто. Всё решает она. Для него просто создана реальность, в которой он — король и принимает решения. Все решения — это решения Рарог. Он лишь голос её. Он даже видит не нас, а только созданные образы. И с твоим приходом доживает последние дни.

— А Рарог нас слышит?

— Слышит.

— Замечательно, — криво усмехнулся Михаил и шагнул вперёд. Коротко кивнул Всеволоду «Переводи!»: — Царь великого народа! Мы пришли не для войны! Мы не изменники и не предатели! Всё, что вело нас — известная всему миру слава красоты сладкотелой! Её голос подобен шёпоту заблудившегося ветра в поющем тростнике! Тело равно амфоре, наполненной полынным мёдом, собранным в жаркий день перед ливнем! Её груди…

— Топтыгин, ты в ударе, — угрюмо прокомментировал Кирпич.

— Жи-жить за-захочешь, — отозвался Родимец.

— Заткнитесь! — процедил Михаил, — И так фантазия пасует. Её груди…, - вспомнился рваный ворот, серебреное лезвие-месяц и два белых холма, привлекающих руки. Встряхнулся, изгоняя видение: — Её груди — два спелых плода с запретного дерева! Её бёдра — крутой склон под ногами неловкого путника! Её глаза…

Феникс закричал, замахал руками. Упал в кресло и, словно обиженный и напуганный ребёнок, с ногами забился в дальний угол. Вскинул кулак — магуры привстали и неторопливо двинулись к людям.

— Довольно, — равнодушно перевёл Всеволод. — Ты и только ты увидишь её после того, как остальные умрут. Я хочу узреть, как будут визжать под пытками твои люди, а ты будешь на коленях молить Полнотелую о милости для них и себя.

— Ясно, — коротко ответил Михаил.

За прошедшую неделю он внутренне готовился к смерти, мысленно облачаясь в чистое исподнее и прощаясь со всем, что дорого, уже раза три. И каждый раз был уверен, что вот он и настал, тот самый предел жизни, за которым вера превращается в реальность и фантазии о загробном мире подтверждаются или опровергаются, убивая надежду. Каждый раз надеялся, что на его гибели мир остановится, и смерть вполне удовлетворится им одним, не пройдя дальше, к тем, кто стоит за спиной. Но теперь получалось наоборот. Ему предстояло провести неведомое время либо в спасительном безумии, либо в глухой безнадёжности. А вот товарищей, прошедшим бок о бок суровый путь сюда, ожидала смерть, которую и врагу не пожелаешь. И главное — выхода нет. Даже, если сам себе сейчас пулю в висок загонишь, оживят и заставят глядеть на то, как уходят друзья. Да как бы в наказание не продлили их мучения…

— Боры! — смотря на подходящих стерв, громко сказал Яромир. — Освобождаю вас от слова жизни! Умрите в схватке!

После секундного замешательства тэра отозвались нестройным многоголосьем:

— Освобождаем от слова жизни, Тур! Умри в схватке!

Яромир кивнул, что принял.

Усталость и безвыходность заполнили, утяжелив и так опущенные плечи. Магуры надвигались, как механизмы, необратимо и размерено. Не торопились, то ли прекрасно понимая, что им деваться некуда и наслаждаясь моментом, то ли всё же чего-то опасаясь. По спине Михаила поползли капли пота, ноги задрожали, а в руках ходуном заходил ствол. Усталость. Хватило бы сил на последний рывок!

— Всё, — равнодушно сказала Стратим. Оглянулась на миг, кинула взгляд — глаза оказались тусклы и пусты.

— Ну, дамочка, — мрачно усмехнулся Полынцев. — Для тебя-то не всё. Ссылка — не смерть.

— Королевы — матери. Их убивают в исключительных случаях, — устало отвернулась она. — Сейчас — исключительный.

Михаил посмотрел на тонкую фигурку и внезапно понял, что до этого дня воспринимал её выше и сильнее. Только теперь осознал, что нелепое «девонька» приклеилось к языку и срывалось к месту и не к месту совершенно не случайно. Королева и казалась маленькой и хрупкой. Девочкой ли, девушкой, девой? Девонькой. Пусть её возраст, наверняка, и по меркам её народа, переваливал за тот юный, цветущий, когда всё кажется созданным из плюшевых слонов и розовых облаков, но… Маленькая собачка до старости щенок. И она оставалась полной сил и желания переделать мир по сердцу. И сердце это ещё не знало толком ни любви, ни не-любви. Оно было заполнено силой без знака, ни позитивной, ни негативной, просто природной, дикой силой, подчинённой странному рассудку и строгой цели.

— Крепись, девонька, — сказал он в гордо распрямлённую спину. — Ты сильная. Выдержишь. И ещё найдёшь возможность выиграть.

Игнорируя подходящих воинов-стерв, Стратим развернулась. Быстро, словно отпущенная пружина. Посмотрела, как обожгла. В одну линию сжала губы и отвела взгляд:

— Не то страшно, Влекомый, что проиграла… А то, что тебя теряю…

Пушистые ресницы вздрогнули, заблестев. Михаил замер, глупо задеревенев на месте.

— Здесь хоть у кого-то башка варить начнёт?!

Зубров выпрямился, пошатнулся и, собравшись, двинулся вперёд, мимоходом забрав меч у Полынцева — тот только охнул, когда рукоять, подхваченная хозяйской рукой, вырвалась из кулака, больно скрутив кисть.

— Яромир! Растудыть тебя в качели! Тут два Отца! Соображаешь? — и Юрий встал меж магурами, продолжающим молчаливую психологическую атаку, и Медведевым. Катана со свистом рассекла воздух перед ним в известном жесте — тут не пройдёт никто.

Яромир «соображал» недолго. Обернулся, встретился взглядом с Михаилом. Уголок рта дёрнулся. Рука взлетела в приветствии.

— Боры!

Одного клича хватило, чтобы сорвать с места людей. Тэра осели назад, заряжая пружинной мощью ноги, и тут же с криком вырвались навстречу неторопливым стервам. Бегом, полностью выкладываясь. Уже в беге начали стрелять. Всеволод припоздал, задержавшись на миг, кинув взгляд на Михаила- но быстро догнал ведущего «щитов».

— Нет, — охнула Стратим: — Отец священен!

— Не для нас! — отрезал Зубров. — И это единственный способ сровнять шансы!

Михаил дёрнулся вперёд, но напоролся на вооружённую руку Юрия. Зубров локтём ударил в грудь и потеснил назад:

— Один шанс из тысячи. Но тебе туда нельзя!

С кровоточащего через повязку обрубка на пол упали просочившиеся капли. Страж терял силы и жизнь, решая в этот момент за всех. И единственный имел волю и знание что-то исправить. Медведев, стиснул зубы, мгновение сражаясь с собой, а потом отшатнулся и поднял пистолет. Для этого оказываться в гуще боя не требовалось. Перед мушкой вертелась схватка. Словно под лопастями миксера — магуры взлетали, опускались, нападая на бегущих к трону. Люди сражались со скоростью, смазывающей сияние лезвий в искрящиеся дуги. Вертелось в пространстве винтом — магуры, люди и бьющая кровь, усеивающая пространство. Она, чёрная в неярком свете, насыщала мир, становясь полноправным участником бойни. Глаз. Гениталии. Глаз. Гениталии. Глаз…