Игорь Азерин - Эра падающих звёзд [СИ]

— Вот как… — задумался собеседник Ильяса, отставив в сторону ногу и упёршись рукой в бок. — Знаете что… Вас как зовут? Извините, сразу не спросил, а разговаривать неудобно как-то. Понимаю, секретность…

— Мой позывной — «Рахмат».

— М-м… — неопределённо промычал информатор. — Ну что же, всё равно приятно познакомиться. Тут вот что… Женщина ходила! Два дня назад женщина молодая ходила и спрашивала. Говорила, муж у неё после ранения. Двое их, говорила. И получается, знаете, как вы и сказали. Мы тут с соседями разговаривали, и получается, она заходила в крайние дома и те, в которых огороды к полю. И к Мише Шамонову заходила, а у него дом вот — справа рощица, а слева развилка и дальше поле. Хотя дом у него не высокий. И кстати!.. Кстати, люди заметили, что у неё южно-русский говор проскакивал.

— Это интересно, — покивал Ильяс.

— Нет, ну это только Надя Санокина сказала. «Г» она так произносила… хгх. Кто-то ещё сказал, правда, что ничего не заметил, но всё же…

— А нашла угол эта женщина?

— Не знаю. Этого я не знаю. Ну, то есть с этого края — по Школьной, по Мира, по Советской — она не нашла ничего. Ну а где-то дальше… я не знаю.

— А к кому она заходила, скажите ещё раз. Кто её сможет описать? — спросил Рахматуллин, доставая из планшета записную книжку и ручку.

Информатор назвал несколько имён и фамилий, прибавив к некоторым из них и номера домов — Ильяс, не включая фонарика, всё аккуратно записал.

— Владимир Владимирович, спасибо вам, — он защёлкнул пряжку офицерского планшета. — Обязательно отмечу вашу помощь. А если сведения будут полезны, то можете надеяться на соответствующее вознаграждение.

— Да ну что вы, — махнул рукой бдительный гражданин. — Для самих себя ведь стараемся. Чем можем. Хотя…

— А ещё такой вопрос, Владимир Владимирович, — мягко перебил того Ильяс. — В районе «Берёзки», говорят, какие-то асоциальные граждане обосновались. Не знаете, кто там бузит? Местные, нет?

— Да, и местные, и понаехвшие. Сашка Мальков, я знаю, там, с Томилинской младшей девкой. Ну, у них вся семья такая, и они сами туда захаживают, но больше поскандалить. Поскандалить. А Сашка ведь лучевую получил второй степени в Голубом Заливе в первый день, когда по плотине шарахнули. Ожог, переломы, ослеп наполовину, не годен к мобилизации, конечно. Так он большей частью пьёт… ну и колоться теперь начал. Понять то можно. Можно понять. Откуда только берут отраву, узнать бы. А остальные — молодняк из Толмачёва, вроде как. Нет, не местные. Ну, их недели две назад потрепали крепко, и большинства уже нет здесь. Захарченко… Андрей Викторович организовал облаву на них. Да. А теперь опять собрались в коттедже там. Малолетки, говорят, у них там залётные, девки…

— Примем к сведению, — Рахматуллин протянул руку мужчине. — Спасибо, Владимир Владимирович.

Уже выйдя за дверь, он сказал громко:

— Всё равно в углу, вон, просвечивает. Устраните, иначе протокол составим.

— Устраню, устраню… — подыграл Владимир Владимирович, высунувшись из калитки и осматриваясь.

Невдалеке посреди улицы скучал Чукурилин с собакой, а в нескольких шагах от них Кинулов беседовал с вышедшей со своего двора семьёй. Витаминыч, заметив приближающегося командира, поспешил закончить разговор. Ильяс поздоровался с местными жителями, но не остановился и дал знак подчинённым: «Двигаемся дальше».

Не спеша дошли до одного из указанных информатором домов на отшибе. Здесь явно жили люди с достатком: каменный дом, высокий металлический забор, большой двор, охраняемый двумя собаками.

От хозяина узнали, что действительно на днях приходила молодая женщина лет двадцати восьми, назвалась Галей, искала жильё. Сказала, что муж её — раненый, находится на исцелении, а постой им нужен месяца на три, пока восстанавливается здоровье супруга. Хозяин дома сообщил ей, что и так приютил много народа, и особенно много детей (одиннадцать человек возрастом до четырнадцати лет), но из сочувствия, как бывший военный, место для них найдёт, только на первых порах придётся пожить в стеснённых условиях.

Женщина сразу же поблагодарила и даже не стала смотреть то, что ей предлагалось, — пошла к следующему дому. Лицо её было по-женски симпатичным, но неприметным, да и вообще ничем особенным она не запомнилась военному пенсионеру. Нашла ли она жильё поблизости, он понятия не имел.

И хотя никаких конкретных данных добыто не было, Ильяс уже чувствовал уверенность, что напал на след диверсантов. Или разведывательной группы. На рабочем ноутбуке, который закреплён за Кадушкиным, установлена программа для составления фотороботов — вот её…

— У меня к вам просьба, — сказал Рахматуллин мужчине. — Завтра подъедет мой человек, чтобы составить фоторобот, — помогите ему. Ну, а если увидите её раньше, дайте нам знать. Хорошо было бы, если б вы, на правах некоторого знакомства, поинтересовались при встрече, где она устроилась. Не напирая, между прочим. Сообщить можно на любом посту, любому патрулю, или прийти на ближайший КПП. И ещё просьба: держите в тайне наш разговор.

— Э, да дело, я гляжу, серьёзное, — заметил пенсионер. — Понимаю. Знаете… Я завтра с утра похожу по селу, зайду к людям, авось встречу её.

— Только без лишней самодеятельности, тоже прошу меня понять.

— Ну-ну… Не обижай старика-то.

Распрощавшись с ним, Рахматуллин скомандовал Кинулову и Чукурилину:

— Всё. Идём к машине.

Возвращались не по улице, а взяли севернее, за крайние огороды, и пошли по грунтовой дороге вдоль околицы. Стрекотали кузнечики, изредка был слышен писк потревоженных комаров, от ближайших домов долетал собачий лай… только лунная четвертина без единого звука выползла из черноты далёких низких облаков и стала медленно подниматься над горизонтом.

Спустя минуту-другую Кинулов спросил.

— А Надька что, молчит?

— Молчит.

— Дрыхнут, значит, наши диверсанты, как все нормальные люди. А мы тут лазим…

— Не ной, Николай Вениаминович.

— И Надька тоже дрыхнет, поди.

— Я кому сказал?

— Зря только собаку и человека тащили с собой. Могли и завтра то же узнать.

— Кинулов!

Надя Паркова вышла им навстречу из укрытия.

— Как у тебя, Надежда? — спросил Ильяс.

— Подозрительного движения за околицей не заметила, а с КЧ [32] Комендантский час. и в селе движения не стало, — она поправила ремень винтовки.

— Хорошо. Возвращаемся в часть.

Трое суток оставалась Бити возле самолёта. Она сначала делала попытки забраться в машину и думала как-то свалить её на землю. Но боль в рёбрах, а ещё в ушибленных при падении коленях, не позволяла прилагать серьёзные усилия. Они приводили к учащённому дыханию, дыхание вызывало боль, боль вызвала страх внутреннего кровотечения — и Бити прекращала попытки.