Сергей Арьков - Петля [CИ]

Идея была достаточно дерзкая, но после недавней победа она не казалась невыполнимой. Андрей пошарил рукой в рюкзаке и вытащил из него последний тюбик с паштетом. Проверил тщательно, дабы убедиться наверняка, что больше еды не осталось, и выяснил, что не ошибся. Последний тюбик. Он даст ему энергии часов на шесть. А затем за него возьмется еще один смертельно опасный враг, враг, которого ни убить, ни запугать - голод.

Отсутствие пищи решило дело. Надеяться на то, что ему посчастливится обнаружить тайник с контейнером, было глупо. Нужно действовать. Действовать сейчас, пока у него есть силы. Андрей выдавил в рот содержимое тюбика, затем разрезал его ножом и вылизал изнутри. После чего поднялся на ноги, повесил на спину рюкзак, взял прислоненное к стене копье и направился обратно на лестницу.

Трупы лежали там же, где он оставил их. Не было заметно, чтобы кто-то прикасался к ним после. Андрей миновал поле боя, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Мысль о возможной засаде не шла у него из головы, но лабиринт был тих и казался безжизненным. Он пошел выше, по хорошо освещенным лестничным маршам, не забывая посматривать под ноги и ворошить копьем мусор на ступенях. Этажи сменялись один другим, и в какой-то момент Андрею стало казаться, что он благополучно проскочит владения Племени, если уже этого не сделал. К счастью, бдительности он не утратил, и она вскоре окупилась.

Вначале обнаружил одну ловушку, простую дощечку с набитыми в нее гвоздями. В лабиринте это был самый распространенный тип капкана, по той лишь причине, что изготовить нечто более сложное и технологичное оказывалось и трудоемко, и не из чего. Дощечку Андрей не тонул, более того, прикрыл той же газеткой, каковая скрывала ее изначально.

Через два этажа ему посчастливилось повторно. Тут тоже была доска с гвоздями, и Андрея неприятно поразила частота ловушек. Как будто он приближался к чему-то. Возможно, к логову Племени? Даже после убийства троих местных и нахлынувшей на этой почве храбрости, Андрей не потерял голову настолько, чтобы прямым ходом идти в обитель шайки каннибалов. И все же он продолжил подъем.

Через три этажа светлые пролеты закончились. Впереди маячила тьма. Андрей задрал голову, пытаясь рассмотреть вверху проблеск света, но там царила безнадежная чернота. Он не знал, как много этажей впереди погружены в темноту, но зато знал другое - в этой темноте его не ждет ровным счетом ничего хорошего. Не было ни малейших сомнений, что эта темнота тут неспроста, и что скрывает она ловушку на ловушке. Факел мог, отчасти, решить эту проблему, но старая ветошь и газеты хорошо дымили, а дым, как известно, имеет тенденцию подниматься вверх, где его легко могли учуять те, с кем отнюдь не стоит встречаться.

Андрей топтался на месте, пытаясь понять, как ему поступить. Он знал, точнее - подозревал, что в этом гигантском здании далеко не одна лестница, где-то есть другие и до них наверняка можно как-то добраться. И он, возможно, без колебаний занялся бы этим, будь у него полный рюкзак тюбиков с паштетом и бездонная бутылка с водой. Но ни тем, ни другим он не располагал. Каннибалы Племени угрожают его жизни, но точно так же ей угрожают голод и жажда. Нет разницы, от чего умереть, смерть одинакова, какие бы причины к ней ни привели. А он хотел жить.

Андрей еще раз поглядел на тьму перед собой. Идти туда без источника света, значило гарантированно влететь в ловушку и умножить свои и без того многочисленные проблемы. Идти туда с факелом, значило оповестить о своем присутствии все верхние этажи. Андрей вдруг понял, что он просто не хочет выбирать между этими двумя равно ужасными вариантами. Постояв на месте еще минуту, он развернулся и направился вниз, на ближайший освещенный этаж. Выход с лестницы заперт не был, за ним простерся коридор с многочисленными боковыми дверями. Андрей заколебался, все еще обдумывая идею зажечь факел. Выдать себя дымом, это риск, но идти неизвестно куда, наугад, полагаясь на удачу, риск едва ли не больший.

И все же, после непродолжительно колебания, он зашагал вперед по коридору. Смерть от голода была мрачной, но отдаленной перспективой, а вот людоеды, попади он к ним в руки, не станут церемониться с добычей. Особенно с добычей, которая недавно прикончила троих их соплеменников.

Коридоры тянулись в неизвестность, смыкались, переплетались, образовывали перекрестки и тупики. От усталости и однообразия окружающих пейзажей навалилась депрессия. Андрей механически проверял пол под ногами, заглядывал в пустые комнаты, а сам при этом думал об Оле. Жива ли она еще? Даже если и так, он ничем не сможет ей помочь. Он не мог помочь даже саму себе.

Еще он думал о том, что подъем наверх, к предполагаемому выходу, чем дальше, тем больше начинает выглядеть невыполнимой затеей. Теперь-то он начал понимать, почему встреченные им в лабиринте люди сидели на своих этажах, пытались приспособиться к новой жизни, и не стремились покинуть свое мрачное узилище. Желание выбраться, наверняка, посещало многих, но осуществить его на практике было слишком сложно и опасно. Ирония состояла в том, что главным препятствием на пути к предполагаемой воле были такие же люди, как и он сам, такие же узники этого места. Возможно, когда-то они тоже мечтали покинуть лабиринт, и тоже столкнулись с препятствием в лице старожилов, после чего оставили надежду на освобождение и смирились. А вслед за смирением пришло осознание того, что бетонная тюрьма отныне их новый дом, что жить нужно здесь и сейчас, а не стремиться к воображаемому выходу, которого, быть может, вовсе не существует. Так они приспосабливались к специфическим условиям лабиринта. Условиям, которые прежде показались бы им чудовищными. Но постепенно то, что ужасало раньше, делалось обыденностью, превращалось в норму. И через некоторое время вполне нормальные люди уже считали в порядке вещей поедание человеческого мяса, убийство каждого встречного незнакомца, а прежняя жизнь вне бетонного лабиринта начинала казаться нереальной и стремительно истиралась из памяти.

Андрей ощущал все это на собственной шкуре. Все это происходило и с ним. И происходило быстрее, чем можно было бы предположить. Он менялся с какой-то пугающей скоростью, вживался в новые условия всем своим существом, и телом, и разумом. И если в самом начале своего пути в лабиринте он считал всех его обитателей обычными сумасшедшими, то ныне ему пришлось пересмотреть эту точку зрения. Сумасшедший, настоящий безумец, не имел бы здесь никакого шанса на выживание. Нет, все эти люди не лишились рассудка. Они просто изменились. Приспособились. Приняли новые правила игры и новую, продиктованную ими, мораль. Только так здесь можно было выжить.