Дэвид Эннендэйл - Грешные и проклятые

Оглушенный этим чудовищным ревом, я попятился назад. Мой рот ошеломленно открывался и закрывался. На моих глазах ангел превратился в ужасное чудовище, в порождение худших кошмаров. Я тщетно искал хоть какой-то поддержки, какого-то утешения. Но помощи не было ниоткуда.

Изменения, происходившие с космодесантником, еще не закончились. Из плеч чудовища выросли новые конечности, каждая состояла из более дюжины сегментов, как у насекомых. В длину они достигали более пятнадцати футов и оканчивались клешнями, по виду способными разорвать «Таурокс». Кожа монстра потемнела, окрасившись в оттенки темно-красного и черного. Она перестала рваться и стала такой толстой, что превратилась в экзоскелет. И хотя она выглядела твердой, как железо, она еще содрогалась, силы перемен продолжали сотрясать тело ужасного существа.

- Слава, слава, слава Изменяющему Пути!

Когда стазисное поле исчезло, в помещение вошел сервитор, оказавшись прямо на пути чудовища. Жуткая тварь повернула свои вытянутые глаза к сервитору, и одной из своих клешней схватила его поперек туловища и подняла в воздух.

Сервитор едва отреагировал на это. Его ноги все еще двигались в воздухе, словно он пытался идти. Подождав мгновение, монстр сжал клешню, перерезав сервитора пополам.

Сервитор не проявил ни боли, ни страха, когда его тело было разрезано надвое. Он просто не был на это способен. Но когда его кости хрустнули, хлынула кровь, и на палубу вывалились внутренности, я осознал тот факт, что это было человеческое существо, и если чудовище схватит меня, я также буду превращен в куски разорванного мяса.

Стоя у входа в помещение, я наблюдал страшные перемены, происходившие с космодесантником, и убийство сервитора, находясь в состоянии физического и духовного паралича. Казалось, я парил где-то рядом со своим телом. Невыносимый ужас сковал меня. Я не понимал, что я вижу. Ничто в моем обучении и жизненном опыте не позволяло предположить, что такое возможно в реальности. Все, во что я верил, все, что я считал истинным, рассыпалось перед существованием этого чудовища.

Я верил, что космодесантник был доказательством божественного. Но эта ужасная тварь была его опровержением.

Это страшное, потрясающее чувство сформировалось за время перемен, происходивших с космодесантником, и длившихся, казалось, целую вечность. Но когда искалеченное тело сервитора упало на палубу, я осознал и нечто другое – и стал восстанавливать контроль над своими мыслями и своим телом. Это чудовище было доказательством сверхъестественного. Оно было ужасной мерзостью, противостоявшей истине Императора – но тем самым и подтверждавшей эту истину. Я хотел, чтобы мои сомнения кончились. И вот конец этих сомнений стоял передо мной.

И я был миссионером Адептус Министорум. Я был голосом, возвещавшим слово Императора. Здесь и сейчас, в этом ужасном месте, я был защитником дела Императора. И это через меня Он изгонит эту мерзость из реальности. Моим долгом было действовать.

Это не был момент выбора. Потому что здесь не могло быть никакого выбора.

Инстинктивно я потянулся к поясу – раньше я даже не знал, что обладаю таким инстинктом – и схватил икону Императора, крылатый череп на железном жезле, и воздел его перед собой.

С моих уст сорвались слова, которые раньше звучали бы фальшиво, потому что лишь сейчас я понял, чему должны противостоять эти слова.

- Во имя Императора человечества, нашего Отца, нашего Защитника и нашего Бога, изыди, чудовище!

Монстр поднял голову. Его нечестивые глаза с любопытством воззрились на меня. Клешни щелкали в воздухе. Рот на раздвоенном языке прекратил свое пение и замер, капая слюной.

Я шагнул вперед и протянул руку к чудовищу, крепко сжимая икону, уже скользкую от пота.

- Возвращайся в то нечестивое место, откуда ты явилось, - произнес я. – Я отвергаю тебя, я изгоняю тебя! Да не увидит тебя око человека, да не услышит тебя ухо человека, да не убоится тебя сердце человека! Изыди!

Даже охваченный ужасом, я ощутил прилив гордости от того, что нашел в себе силы стать защитником дела Императора. И впервые я ощутил настоящий религиозный экстаз. Тот божественный восторг, который я видел в лице космодесантника, теперь воссиял во мне, ибо я чувствовал, что рука Императора ведет меня. Я чувствовал, что воля Его вершится через меня. Мне дано будет узреть божественную милость и гнев Императора, когда Он изгонит это чудовище из реальности.

И… ничего не произошло .

Чудовище направилось ко мне, его шипы ощетинились, клешни щелкали в воздухе. Одна из этих огромных клешней схватила верхнюю половину сервитора. Оторвав его голову, монстр швырнул остальное на палубу и облизал языком голову сервитора, покрывая ее липкой слюной. Плоть сервитора стекла с черепа, превратившись в густой розоватый суп. Чудовище подняло череп перед собой, словно передразнивая меня. Язык его втянулся в огромную пасть, потом снова высунулся, и вместе с триумфальным ревом снова зазвучала ужасная молитва.

- Слава, слава, слава Изменяющему Пути!

Император покинул меня. И чудовище направилось ко мне. Оно запустило в меня черепом сервитора, который разбился о стену над моим плечом. Покинутый и отчаявшийся, я бросился бежать.

Достигнув начала туннеля, я оглянулся. Чудовище, не спеша, двигалось по коридору. Чтобы войти в туннель, ему пришлось согнуться, его страшная голова задевала потолок, шипы царапали стены по обеим сторонам.

Я проскочил мимо сервитора, продолжавшего таскать обломки. Не имея возможности прервать выполнение своей задачи, киборг направился прямо к чудовищу. Я услышал хруст и хлюпающий звук, но больше не оглядывался.

Туннель казался бесконечным, изломанным зигзагом во тьме. Я на бегу врезался в стены и ушибался об углы. Острые обломки рвали мою одежду. Мои священные одеяния, символ моего бесполезного сана. За мной волочились лохмотья, когда я наконец увидел вперед свет дока Гамма. Я бросился на свет, думая, что в доке я найду безопасность.

Я еще не избавился от иллюзий.

Позади меня грохотали тяжелые шаги чудовища, словно подчеркивая завывающее пение: « Слава, слава, слава!». Когда я выскочил из туннеля и оказался в доке, обе пасти монстра взвыли хором:

- ТЗИИИИИНЧ!

В доке было светло, и я думал, что свет означает безопасность. Но это было лишь еще большее пространство, которое мне предстояло преодолеть. Открытые двери, казалось, были далеки, как другой мир. Оглушительно выли сирены, армия сервиторов, не обращая внимания на шум, продолжала выполнять назначенные задачи, разрезая металл и оттаскивая обломки в мусоросборник. Док был заполнен обломками мертвого корабля, являя собой лабиринт индустриальных останков, через который мне предстояло пройти, чтобы добраться до дверей.