Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

— Вот это да! Ни с того ни с сего? Кто это, интересно, в лесу сдох?

— Попросила меня продать… обратить в твердую валюту, так сказать… отдает нам треть.

— Почему треть?

— Она хочет на черный день, — пояснил Рюша. — Может, нам же и… мало ли…

— Дорого яичко ко Христову дню.

— Опять ты недовольна, — сокрушенно сказал Рюша, — ну почему ты всегда недовольна?

Ей даже жаль стало невиданную безделушку — легенда уйдет, останутся лишь деньги… а это уже совсем другое дело.

— Она говорит, — продолжал тем временем Рюша, — не в могилу же с собой тащить. Потом… ты знаешь, заинька, маме показалось, что за ней следят.

— Как следят?

— Мама, она, конечно… любит приукрасить… но она уверяет, что у дома все время толчется один и тот же человек… как раз под ее окнами. Ей неспокойно, понимаешь.

— Может, пускай вызовет оценщика к себе?

— Откуда же она будет знать, что это именно тот оценщик? Не самозванец какой-нибудь? А я ее тихонько отнесу в антикварный, ящерку, — все же надежней, чем случайного покупателя искать.

— А не обманут?

— Так и индивидуалы же обманут! И потом — ищи их. А антикварный вот он, на месте.

— Столько денег, — задумчиво сказала она.

— Да, — вздохнул Рюша, — я думаю, мы никогда и в руках не держали такую сумму… хотя, может быть… мама все-таки немножко преувеличила ее ценность, так что давай не будем излишне обольщаться, а?

— Но мы хотя бы сможем съездить куда-нибудь? К морю, мир посмотреть, как белые люди?

— Не знаю, заинька. Мне кажется, нужно отложить на черный день, квартиру в порядок привести. А так — потратим, что останется?

— Память, — сказала она, — жизнь.

— Но вот это все и есть — жизнь. Погоди, выбьем под проект, тогда и заживем. Это, знаешь, не маленькие деньги! Они в соседнем отделе то и дело порхают в Париж… или не в Париж, ну все равно…

— Ну, давай не будем мелочиться! Раз в жизни позволим себе хоть что-то, Рюша, ну пожалуйста!

— Ну что с тобой сделаешь? — сказал Рюша.

Глянцевый проспект был просто невероятно яркий — таких красок в жизни не бывает. Или все же бывают? Невесомые белые здания спускались уступами к морю, волны переливались пурпуром и синевой, точно грудка голубя, а кроны олив ходили под ветром, точно серебряные волны. Ночные огни ресторанов, фонарики в кронах, огоньки судов на рейде — лучшие в мире драгоценности, игрушки великанов, слишком великолепные, чтобы принадлежать смертному.

И надо всем, как облако, плывет неспешное время…

Рюша в новом костюме выглядит на редкость импозантно. И держится с таким достоинством — вот что значит хоть на какой-то миг почувствовать себя хозяином жизни. Сама она в чем-то невесомом, кремовом, оттеняющем блеск загорелой кожи…

Браслеты так нежно позванивают каждый раз, когда она протягивает руку к бокалу…

Зазвонил телефон.

— Да? — сказала она, прижимая плечом трубку к уху, не в силах выпустить из рук сверкающий листок. — Да?

— Простите, — голос был глубокий, властный, голос человека, не знающего отказа. — А Гавриила Борисовича можно?

— Его нет еще, — сказала она. — Передать что-нибудь?

— Это Панаев. Я на работу к нему звонил, сказали, он не приходил сегодня. Я только что из министерства. Скажите ему, мне очень жаль, но…

— Да, — сказала она тише.

— Передайте ему, пусть не расстраивается. Я обязательно попытаюсь… когда вся эта неразбериха уляжется… но сейчас с этим очень сложно… я с самого начала ему говорил, что шансов практически нет. Но я попытаюсь… Хорошо?

— Да, — механически повторила она.

— Ну и устал же я сегодня, — сказал Рюша.

Она тяжело посмотрела на него, потом, помолчав, спросила:

— Где ты был, Рюша?

— На работе, — удивился Рюша, — где же еще?

— Да? — холодно сказала она. — Тебе…

Помолчала.

— Нет, погоди… Что там с панаевским проектом слышно?

— Все уже на мази, — авторитетно сказал Рюша. — Референт в отпуску, но на этой неделе выйдет и…

— Рюша, — сказала она, — Панаев звонил.

— Да? — Рюша глядел мимо нее. — И что…

— Это с самого начала был пустой номер, Рюша. Облом.

— Он так сказал?

— Он так сказал. И тебе это было известно тоже. С самого начала.

— Заинька… — неуверенно сказал Рюша.

— Не прикасайся ко мне! Ты даже на работу не ходишь! Я туда звонила! Тебя там уже как минимум неделю никто в глаза не видел!

— Но я…

Она молча отвернулась.

— Заинька, — умоляюще повторил Рюша, — ну ведь ты знаешь, как сейчас все трудно… Я что, просто так бегал? Я же связи налаживал… заказы искал… вся эта панаевская история — ну что мне людям сказать? Что нам вообще ничего не светит? А так ни сегодня-завтра я заказ бы выбил…

— Держи карман шире!

— Нет, ты послушай… я же вижу, ты последнее время сама не своя, то смеешься, то плачешь, глаза блестят! Думаешь, мне легко? А что я могу?

Он помолчал.

— Мама, видно, как чувствовала, с ящерицей этой. Я, правда, хотел, чтобы мы отложили эти деньги — на черный день, знаешь… а впрочем, какого черта — поехали лучше отдыхать! Когда еще удастся? Ты куда хочешь? На Канары эти паршивые?

Она всхлипнула.

— Нет… не знаю…

— Если уж отдыхать, то по высшему разряду. Лазурный Берег, пять звездочек — отель, пять — коньяк, шампанское, омары… все такое… прогулка на белой лошади… Позвони в турагентство, а? Узнай, что у них есть на ближайшее время.

— Да я уже… вот проспекты…

Вытерла слезы.

— Эк ты быстро, — неодобрительно произнес Рюша.

Она окинула взглядом разложенные на постели платья — ни одно не годилось. Нет, вообще вполне пристойные, сейчас что ни носи, все пристойно, но с Лазурным Берегом они как-то не совмещались. Может, там купить? Рюша, конечно, вряд ли одобрит, но это же сущие пустяки по сравнению с остальными расходами… можно и не покупать во всяких там фирменных магазинах — порыться на развалах тоже одно удовольствие.

Жаркая улочка, перечеркнутая резкими тенями полосатых куртин, от пестрых витрин режет глаза, из распахнутых дверей лавчонок несется прохладная волна кондиционированного воздуха, и над всем этим — запахи вина и моря, и фруктов, и гниющих водорослей.

В дверь позвонили.

Надо же, как он быстро, подумала, торопясь к двери.

Но это был не Рюша.

— Не сейчас. — Она положила вздрагивающую ладонь Ему на грудь, отталкивая от порога, — уходи, пожалуйста. Рюша сейчас вернется!

— Да видел я его. — Он досадливо поморщился. — Он так спешил, твой Рюша… через лужи прыгал…

Окинул взглядом пестрый ворох на постели.

— Куда это ты собралась?

— Мы едем, — она на миг задохнулась, — с Рюшей едем… туда, на Лазурный Берег… ну, в Италию… или во Францию… все равно!

Он холодно сказал: