Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

— Не делай глупостей.

— Это еще почему? Я так давно хотела…

— Я же сказал — потерпи немного. Я сам тебя увезу!

— Ох! — Она растерянно поглядела на него. — Ведь это были лишь разговоры… игра…

— Какая игра? Я обещал, значит — обещал. Рюша с тобой не поедет.

Она почувствовала, как ноги у нее окатила волна холодного воздуха.

— Что значит — не поедет?

— То и значит. Поедешь со мной. Я тебя не на две недели паршивые увезу. На всю жизнь! Понимаешь?

— Но я… — запнулась. — Не хочу на всю жизнь.

— Раньше ты говорила иначе.

— Это же была игра! — отчаянно вскрикнула она. — Понимаешь? Игра!

— Это тебе так кажется.

Приложила ладонь к горлу, чтобы унять судорогу.

— Что же я? Что же мне теперь? Уходи, уходи пожалуйста!

— И не подумаю, — холодно возразил Он.

Она прислушивалась к звукам лифта, к скрипу тросов и натужному удару, когда он останавливается на их площадке, и потому не услышала: Рюша бежал вверх по лестнице, вприпрыжку, точно мальчик, перемахивая через ступеньки.

И еще потому, что он не стал открывать своим ключом, а нажал на кнопку звонка и держал, пока она, не выдержав этого истошного механического визга, не побежала к двери, зажимая уши руками.

Рюша стоял на пороге, отчаянно хватая ртом воздух, и оттого опять напоминал вытащенную из воды рыбу. Галстук сбился набок.

— Что? — спросила тихо.

— Ящерица! — выдохнул наконец Рюша.

Она молча смотрела на него.

— Я только из подъезда маминого успел выйти. Он на меня и напал. Ударил… сзади, по затылку… и я… Она в кармане пиджака была. В нагрудном…

Он сполз по стене, закрыв лицо руками, с трудом выдавливая сквозь стиснутые пальцы:

— Нет больше ящерицы… что я маме…

— Маме? — истерично выкрикнула. — Что — маме? При чем тут мама? Ничтожество. — Она заплакала. — О господи, какое ничтожество! Ты же ни на что не способен… буквально, ни на что… за что ни берешься, все рушится под твоими руками… недаром мамочка твоя разлюбезная… всю жизнь тебя вот настолько…

— Замолчи! — завизжал он.

— Ты замолчи! Господи! Всю жизнь угробили — на что? Вот на это… на это убожество…

— Замолчи! — Он визжал все громче и уже не напоминал рыбу. — Я хотел, как лучше… я хотел — тебе…

— Мне? — Она вновь задохнулась. — Да если бы ты думал обо мне… я бы…

Она вдруг замолчала, словно неожиданная догадка с размаху вогнала ей слова обратно в рот.

Потом развернулась и, задев плечом плачущего Рюшу, отчего тот еще больше сполз вниз, кинулась в комнату. Комната была пуста. Яркий ворох издевательски расползся по постели.

Она кинулась на балкон — почему-то она совершенно точно знала, что Он на балконе.

Стоял, облокотившись о перила и глядя вниз, на замусоренный двор, точно там происходило что-то очень интересное.

Схватила за плечи, начала трясти с силой, которую не ожидала от себя.

— Отдай! — крикнула. — Отдай!..

Он обернулся, с неожиданной легкостью вырвавшись из ее рук.

— Что отдать? Что с тобой?

— Ящерицу, — завизжала она, и в высоком голосе послышались знакомые Рюшины интонации. — Ящерицу… мамину… его… отдай!

— Да ты с ума сошла, — брезгливо проговорил Он, — не брал я никакой ящерицы.

— Ты… — она цеплялась за него с механическим упорством богомола, — это ты… ради этой штуки все и затеял… выследил меня… это из-за нее! Из-за ящерицы! За Рюшей следил… когда ты о ней узнал? Еще когда она ее оценивать носила, да?

Рюша стоял в проеме балконной двери, лицо его было совершенно белым.

— Ты… — еле выговорил он, — что это? С кем это ты разговариваешь, господи боже ты мой!

— С кем? — Она истерически рассмеялась. — С ним, разумеется. Вот он. Познакомься. Спроси у него, где твоя ящерица! Спроси!

— Ты сошла с ума, — повторил Тот, — отпусти.

Рюша тоже оказался рядом — она даже не заметила как.

— Да что ты, — проговорил он робко, — успокойся. Боже мой, я не думал…

— Да! — Теперь Тот тоже орал, лицо искажено — не так, как у Рюши, иначе. — Да! Я ее взял! Это же ради тебя, дура! Все ради тебя! Я же говорил тебе… пусти меня, ах ты тварь!

Руки Рюши оказались совсем рядом — он попытался оттащить ее, дурак такой…

И тут Тот, второй, вырвавшись у нее из рук, сделал одно-единственное движение.

— Заинька, — изумленно пробормотал Рюша. Потом он нелепо взмахнул руками, коротко, страшно и жалобно взвизгнул и, перевалившись через хрупкие перила, рухнул вниз. Он болтал руками и ногами, точно плыл в серой толще воды, опускаясь все ниже и ниже… на самое дно… Прижав руки к горлу, она глядела, как он ударился об асфальт и даже, кажется, подпрыгнул, словно резиновый мячик. Только тогда она обернулась — такой же, как у Рюши, страшный и жалобный визг душил ее, потому что никак не мог вырваться наружу.

Балкон был пуст.

Комната тоже — она, шатаясь, пересекла ее, направляясь в кухню, потом в коридор, где на полу, точно пустой кокон, нелепо вывихнув рукава, валялось Рюшино пальто. Ключ торчал в замке. Она молча, отчаянно, всем телом бросилась на дверь.

Заперто.

Изнутри.

Заперто изнутри.

Она так же молча прошла обратно — по совершенно пустой квартире, заглядывая в кухню — под мойку, в комнату — под тахту и даже в платяной шкаф, который, освобожденный от вороха пестрых тряпок, был издевательски пуст.

Потом села на кровать и подперла голову рукой.

Звонок!

Ринулась к двери, ломая ногти, повернула ключ в замке.

Никого.

Только тогда она поняла, что звонит телефон на столике под зеркалом. Придерживаясь рукой за стену, подошла.

— Это ты, голубушка? — раздался в трубке голос Ираиды. — А Рюша где?

Она издала какой-то неопределенный звук.

— Он вчера обещал, что зайдет. Я слесаря вызвала — всегда лучше, когда этими делами занимается мужчина, ты меня понимаешь…

— Он… — с трудом вытолкнула она, — разве он…

— Забыл? Рюша? Впрочем, он последнее время какой-то потерянный, не находишь? На работе не ладится? Он же гордый, Рюша, нипочем не скажет. Ты бы с ним помягче, милочка.

— Ираида… Евгеньевна. — Она поняла, что еще способна разговаривать. Ненадолго, но — способна. — Рюша мне рассказывал… Вы собирались продать ящерицу…

— Ящерицу? — холодно удивилась Ираида. — У меня, по-твоему, что, террариум?

— Нет, это Фаберже… драгоценность…

— Господь с тобой, милочка! Откуда у меня драгоценности? То-то ты все намекала недавно… Не знаю, что ты себе в голову вбила, но если ты думаешь, что мама мне хоть что-то оставила, ты, милая моя, очень ошибаешься. Да я же, когда их посадили, по поездам побиралась! Мама тогда все отдала, все, что было… от следователя откупиться — отчим-то вдрызг проворовался… а что не отдала, они сами выгребли. С конфискацией…

— Как… проворовался? — с трудом выговорила она. — Он ведь… крупный деятель был… директор завода. Он за измену родине…