Захар Петров - Муос. Падение [litres]

– Со мной уже все нормально: нога почти не болит, голова почти не кружится, покашливаю немного, да это ведь мелочи – простыла слегка.

– Нет, это не мелочи, Вера. Ты провела три часа на Поверхности, дыша радиоактивным воздухом. И то, что я вижу по тебе, не укладывается в картину обычной простуды – это признаки радиоактивного отравления. И это очень опасно.

– Ты сгущаешь краски, Джессика. Все нормально, я оклемаюсь, я сильная.

– В том-то и дело, что сильная и не ощущаешь того, что происходит с твоим организмом. Тебе надо остаться, попить пэтэйтуин…

– Эту вонючую мерзость? По запаху, вернее, вони похожую на картофельную брагу? Да еще с таким тошнотворным названием? – попробовала отшутиться Вера.

Но Джессика не поддерживала иронии, теперь даже ее обычно смешливые глаза смотрели на Веру серьезно и с нескрываемой тревогой. Зная, что повлиять на Веру можно только посредством аргументированных доводов, она объяснила, как первокурснице медфака:

– Старики у нас называют картошку «пэтэйту», поэтому я и назвала лекарство пэтэйтуином. Придумала его не я. Уже давно в Муосе подметили, что картошка, способная выводить сама из себя радионуклиды во время роста, обладает слабым очищающим воздействием и на организм после ее употребления. В некоторых расположенных близко к Поверхности поселениях пьют сок сырого картофеля. Я лишь предположила, что полезные в данном случае вещества находятся в кожуре или близко к ней. Поэтому, прежде чем отдать на ферму картофельные очистки, из них у нас в Резервации выжимают сок, а я из сока делаю экстракт, повышая концентрацию и улучшая усвояемость полезных веществ. В Резервации каждый вышедший на Поверхность после возвращения проглатывает ложку пэтэйтуина. Но дало ли это результат и продлит ли это жизни – я точно пока говорить не могу, прошло слишком мало времени. С тобой еще сложнее: никто из тех, с кем я имела дело, не проводил без маски на Поверхности столько времени. Поэтому я не уверена, что это панацея, но другого лечения я тебе предложить не могу.

– Хорошо, налей мне этой гадости с собой. Обещаю, буду принимать в точном соответствии с назначением.

– Проблема в том, что пэтэйтуин нужно принимать в течение нескольких часов после изготовления, потом он становится ядом. Поэтому с собой тебе я дать его не смогу. А сама ты его изготовить не сможешь, да и не будешь.

– Джессика, через пару дней я вернусь в Резервацию, распластаюсь на койке, и делай со мной все, что захочешь.

– Да как ты не понимаешь! – неожиданно повысила голос Джессика, совсем перестав быть похожей на саму себя. – Эта гадость, которой ты надышалась, убивает тебя изнутри. Ее надо выводить немедленно. Какие пару дней? За эти пару дней ты можешь стать инвалидом: у тебя выпадут волосы, а может быть, и зубы. Обнаружатся признаки малокровия. Куда ты вечно спешишь, носишься по Муосу? Он здесь, что тебе еще надо? А если ты придешь, а он будет уже мертв?

– Он выживет, – спокойно ответила Вера.

– Я рада твоей уверенности, но как врач ее не разделяю. Я договорилась с кингом – вы оба можете оставаться в Резервации столько, сколько захотите. А если кинг начнет передумывать, я выйду за него, и будет так, как я хочу. Ты будешь помогать с обороной, делать вылазки, обучать наших драться – Резервации скоро понадобится защищаться от всех. Вячеслав пусть учит детишек – уверена, это и им и ему понравится.

Как Вере хотелось подчиниться своей старшей не родной и не названой сестре!

– Прости, Джессика, у меня там есть еще дела. Спасибо тебе за все…

Планам покойной Жанны на полную изоляцию Улья реализоваться было не дано. Крах начался слишком рано, когда работы по постройке железобетонных ворот и систем экстренного обвала ходов еще не были завершены. Эти три входа до сих пор перекрывались хлипкими дверями, наспех построенными баррикадами и усиленными дозорами асмов. Асмами себя называли члены созданного генералом Дайнеко нового вооруженного формирования – Армии Спасения Муоса (АСМ), состоявшей из бывших штабных офицеров, немногих оставшихся убров, армейцев и большого числа новобранцев. Дайнеко для поддержания своей диктатуры осуществил почти поголовный набор в АСМ мужчин, оставшихся в живых после чисток и не сбежавших от мобилизации из Улья. В ближайших поселениях, где был «восстановлен порядок», также отбирали самых сильных юношей и мужчин и добровольно или под угрозой казни обращали в асмов.

Самый большой вход в Улей шел прямо со станции Площадь Независимости, самого многолюдного поселения Муоса. Поэтому Вера пришла именно сюда. Это была территория Деспотии Дайнеко.

На подходе к станции Площадь Независимости Вера встретила беженцев и, наспех побеседовав с ними, узнала, что возглавленная лично Дайнеко АСМ ушла «наводить порядок» на восточные станции. По слухам, войска генерала встретили ожесточенное сопротивление на Академии наук, однако о дальнейших событиях мнения были противоречивы: не то все повстанцы были разбиты, не то армию генерала окружили и уничтожили до последнего солдата. На входе на станцию ее встретили четверо дозорных из АСМ. Один из них – бывалый вояка из числа армейцев, трое – новобранцы. Армейца Вера узнала, он ее – нет. В резервации она переоделась в мужскую, скорее даже подростковую одежду. В кепке с лихо натянутым козырьком, с короткой стрижкой и пацанской походкой она была похожа на сорванца, а не на объявленного вне закона и подлежащего уничтожению следователя.

– Куда ты идешь, дитятко? – спросил парень, возрастом едва ли старше Веры.

Униформы ему, как и большинству асмейцев, пока не выдали – только меч, арбалет и красную повязку с белыми буквами: «АСМ».

– Я, этава, к генералу иду. Этава, в армию, значит, поступать.

– Ты – в армию? – надменно спросил юнец, издевательски потянув козырек кепки Веры вниз.

Другие асмейцы заржали.

– Тупай отсюда, пока по жопе тебе не нашлепали.

– А ты, этава, нашлепай.

– Не понял?

– Давай на разы, аль сцышь?

– Ты чего, совсем страх потерял, придурок малолетний?

Но слова были сказаны, асмейцев раззадорила задиристость незнакомого им пацана, идущего вступать в армию, и они не прочь были потешиться над дурачком.

Через три секунды остановивший Веру асмеец лежал на земле, обезоруженный и пристыженный. Пять секунд Вере понадобилось на второго новобранца. Тогда ею заинтересовался армеец. Вера дала ему возможность восстановить честь новой армии – билась в треть силы, намеренно пропуская несильные удары. Когда же через три минуты Вера все же упала на пол, сымитировав легкий нокдаун, она произнесла восхищенным голосом:

– Этава, дядь, а меня научи драться так. Я с тобой вместе воевать хочу.