Захар Петров - Муос. Падение [litres]

– Да ты, пацанчик, и так неплохо дерешься. Где ж так научился?

– Батя научил давненько, Солопа я сын.

– Солопа? Из Спецназа? Знатный вояка. А где ж он сейчас? Говорят, в Черной Пятерке?

– Этава, дядь, не велено говорить мне. Так возьмете?

– Ну, я сам не беру – невелика шишка. А вот пропуск тебе выпишу, на входе в Улей покажешь, скажешь, что Пивень тебя направил на вербовку в АСМ. Там получишь оружие, повязку, скажи, что ко мне хочешь идти. Немного подшлифуем кое-что в тебе и повоюем.

Вера весело побежала на Площадь Независимости, слыша за спиной, как Пивень отчитывает своих бестолковых и неумелых подчиненных, приводя в пример «Солопова сына», который, еще не попав к нему в подчинение, стал его любимчиком.

Признаки нового порядка были видны сразу при входе на станцию. На видном месте под потолком висели поднятые на цепных блоках несколько мужчин и женщин с перерезанными глотками. К трупам были подвязаны таблички с надписями: «Я – бунтарь!», «Я – дезертир!». На всегда многолюдной ранее станции людей было совсем мало: торговля прекратилась, не было приезжих, своих также стало меньше, а те, кто остался, предпочитали отсиживаться в своих квартирках. Лишь несколько молоденьких асмейцев прохаживались по коридору, удерживая руки на рукоятках мечей. Кругом была грязь, валялись разбросанные бумаги, книги, мусор. Двери некоторых квартирок были распахнуты настежь, все более-менее ценное оттуда было вытащено, а не ценное разломано и разбросано. Несвойственная этой станции тишина едва нарушалась шагами асмейцев да редкими приглушенными разговорами в квартирах и конторах.

Благодаря успешно подобранным легенде и образу Вера беспрепятственно прошла по станции и через усиленный, но недостроенный шлюз – в Улей, а оттуда сразу направилась в Университет. Университет для генерала не являлся важным объектом, который стоило бы охранять, поэтому армейский пост отсюда убрали. На время войны занятия были прекращены. По доносам были уничтожены студенты из числа восточенцев, которые поддерживали повстанцев или высказывали крамольные мысли в отношении нового режима. Следующая волна казней коснулась тех, кто отказался воевать. Потом по новому приказу генерала перерезали тех, кто относился к категории «мутант», причем признаки мутаций было дозволено определять асмейцам. Опьянев от выпитой браги и пролитой крови, проходя по рядам трясущихся от страха студентов, они, хохоча, причисляли к мутантам некрасивых девушек и раскосых, сутулых или носатых парней, тут же пуская их в расход. Остальных студентов мужского пола, тех, кто не успел убежать, мобилизовали для новой войны. Выживших после чисток девушек и преподавателей распустили. Впрочем, из Университета никого не выгоняли, и немногие преподаватели и студенты слонялись здесь как неприкаянные, пытаясь наводить порядок или что-то учить, убеждая таким образом себя в том, что происходящее – ненадолго и скоро все будет так же, как было до этого бедлама.

Вера зашла в лаборантскую преподавателя вневедения. Тут почти ничего не изменилось – только бывшие коллеги преподавателя позаимствовали кое-что из его утвари. Вера села на пол, достала из рюкзака кружку и закрыла глаза, пытаясь вернуть хотя бы в грезах то счастье, которое было подарено ей судьбой. Не получилось – почему-то кружилась голова и какие-то круги порой мерцали в глазах. И она как-то слишком устала. Неужели Джессика права насчет отравления? Вера ведь ей не призналась, что в отсутствие подруги-врача ее дважды вырвало – просто боялась того окончательного диагноза, который могла поставить ей Джессика.

Вера провела тщательные поиски в кабинете, но тех книг и записей, которые ей были нужны, она никак не находила. Неужели Первый следователь все унес после обыска? Но ведь в рапорте значились только черновики той роковой речи в Инспекторате. Послышались дробные шаги по коридору, открылась дверь, и она увидела Хынга.

Он долго не верил, что Вера – это Вера, несмотря на до боли знакомый голос. Поверил в это, только увидев кружку, но как только до мальчишки дошло, что этот человек – его друг из замечательного прошлого, он обнял ее, крепко прижавшись головой к груди. Сперва она хотела отстраниться от такой нелепой нежности, но потом в каком-то неожиданном порыве зарылась лбом в пропахшие гарью ершистые волосы заметно подросшего мальчишки.

Чувствуя приближающийся арест, Вячеслав попросил позаботиться о Хынге наиболее близких ему коллег. Те пристроили Хынга уборщиком в Университете, и он после ареста преподавателя терпеливо чистил аудитории, кабинеты, лаборатории и туалеты. Когда пришли войска, он спрятался и его не нашли. Когда через сутки вышел, увидел гору трупов. Подросток с еще несколькими преподавателями и студентами до сих пор занимался тем, что кремировал этих несчастных в котельной Университета, которая ранее использовалась одновременно как отопительная и доменная печь, паровая микроэлектростанция и наглядное пособие для проведения студентами высокотермичных опытов.

Оказалось, именно Хынг терпеливо отобрал все труды, черновые записи и наиболее используемые книги своего учителя. Он сложил их в рюкзак, с которым собирался в случае чего убегать из Университета. Но рюкзак был настолько тяжел, что даже Вера его подняла не без усилия.

Уходить из Улья им надо было с другой легендой. Недолго думая, Вера нашла в одной из комнат общежития студенческий комбинезон и переоделась. Раз студенткам позволено возвращаться домой, то отчего бы ей не стать на время студенткой? Тяжелее было с Хынгом. Стражи нового порядка могли определить в нем мутанта и предать смерти. Вера переодела мальчишку в девичье платье, несмотря на его возмущения, а голову повязала платком так, чтобы его большой лоб и выступающий подбородок были скрыты платком. Он стал очень похож на не слишком симпатичную девчонку.

Вере опять повезло. Они беспрепятственно вышли из Улья, прошли по ставшей еще более угрюмой Площади Независимости и без проблем миновали тот дозор, где Вера спарринговала с асмейцами. Они ее и не признали. Тот новобранец, которого она с утра уложила за три секунды, теперь стал заигрывать с беглой студенткой и даже попытался ее обыскать. Правда, интересовало его не содержимое рюкзака, в котором он мог найти два секача, а Верина упругая фигурка. Вера не отбивалась, она просто несколько раз ужом вывернулась из неловких объятий незадачливого ловеласа, отчего он был еще раз обсмеян своим командиром:

– Сегодня не твой день, салага. С утра пацан тебя на лопатки уложил, сейчас девка сквозь пальцы просочилась.

А салага, которого несколькими часами раньше распластал ловкий пацан, теперь видел более доступную цель и собирался все же доказать, что он-де мужчина. И Вера уже продумала, как его вырубить, не вызвав ненужных подозрений, но со стороны Октябрьской послышались крики. С десяток асмейцев, в основном новобранцев, перепуганных, с оружием и без него бежали оттуда на Площадь Независимости.