Александр Юм - Невеста для ЗОРГа

Я перевернул страницу, надеясь почерпнуть что-нибудь еще, как вдруг услышал громкое и отчетливое:

— Ой!

Молодая врачиха секунду оторопело смотрела на меня, держа в руках незажженную папиросу. Потом спросила:

— Вы тоже звонить?

Я кивнул. Врачиха близоруко прищурилась и поправила на плечах пуховый платок.

— Это ведь служебный телефон, вы знаете?

— Я как раз по службе и звоню.

Она дождалась, пока я поднесу зажженную спичку.

— Только постарайтесь не долго, — попросила врачиха, затянувшись. — На этаже телефон один, а мне в пять адресов надо звонить. Родителям говорить, что их дети у нас. Представляете?

— Дети?

— Ну… Девчонки, по семнадцать-восемнадцать. Моей столько же. Дети, конечно.

Что-то знакомое было в подрагивании ее пальцев и удивленном растерянном взгляде. Такое я наблюдал у людей, столкнувшихся с нашими «подопечными». Я молча снял трубку и протянул ей. Торопясь, врачиха не попадала в отверстия диска, так что один номер срывался раз пять или шесть, без всякого результата.

— Помогите, — попросила она, — я что-то совсем…

— Да что у вас произошло-то? Вы как будто покойника ожившего увидели.

— Это вы что имеете в виду? — вздрогнула врачиха.

— Да то самое, — тихо сказал я, нащупав ниточку, которая все время ускользала от Михея. — Рассказывайте, не бойтесь.

— Вы мне пообещайте только, что серьезно отнесетесь. Я врач, и то, что видела, объяснить себе должна. А только какое тут может быть объяснение, когда человека насквозь стекло режет, а он живет. Да не так насквозь, чтоб не задеть ничего, а так, чтоб в печень, в желудок.

— Это про кого…

Не слыша, врачиха бормотала:

— Никто не поверит, а я видела кусок стекла, торчащий между ребрами, в пол ладони, потом все меньше, меньше… и нет его. Только шрам. Вся в шрамах. И холодная.

Возник шум, внизу, послышалось хлопанье дверей и резкие напряженные голоса. Врачиха выпрямилась и посмотрела мимо меня.

— Холодная совсем. Слепцинский стал резать ее. Всё равно, говорит, помрет, а так хоть на интересные факты анатомии посмотрим. С ланцетом стоит, шутит, себя подбадривает, а ланцет, как по камню ездит — резать не получается. Он скальпель уронил и за горло схватился — бронхоспазм, как при сильном морозе… Девочку эту в исследовательской оставили… для изучения.

Врачиха уставилась на давно потухшую папиросу и закричала вдруг:

— Вы дадите мне прикурить, в конце концов?!

Я усадил ее на стул, сам подкурил, вставил ей в рот папиросу и спросил, с трудом справляясь с тысячами знакомых иголок, которые, взбираясь по позвоночнику, уже несли ответ:

— Кто? Фамилия, имя, адрес проживания или место службы. Когда доставлена?

Ответ прозвучал сухо и четко, как рапорт:

— Далматова Астра Евгеньевна, МПВО Красногвардейского района, доставлена два дня назад с Водопроводной улицы с многочисленными резаными ранами и полостным проникновением стекла.

Я выскочил в коридор, даже не спросив, где палата Астры.

Грозный доктор поднимался по лестнице, а следом семенил второй — маленький, суетливо докладывая:

— ЧП в исследовательской…

Я побежал еще быстрее. Правда, совсем скоро остановился, точнее — затормозил в вестибюле, услышав разговор сверху. Задрал голову.

— Чего этой дуре надо? — кряжистая пожилая санитарка обращалась к более молодой, будто на шарнирах спускавшейся по мозаичным плиткам. — Жива и ладно. Руки тебе, ноги целы — радуйся.

— Вы не правы, Митриевна, — спорила шарнирная, — кто ж ее возьмет с такими шрамами? Будто когтями по лицу — жалко девчонку.

— А нечего по крышам бегать в шинелях, — озлобилась старуха. — Думаешь, не знаю, чего они возле окопов толкутся?!

— Да ведь мобилизация. Всех подряд забирают, и женщин.

— Мобилизация, — старуха исходила желчью, — небось, не схотела бы — не забрали. — И мерзко хмыкнув, добавила: — Ты за нее не хлопочи, что никто не возьмет. Возьмут. Еще и как возьмут.

— Как?

— Развернут к стене, чтоб личика видно не было, и так возьмут — запищит!

— Ладно вам…

— И с такой физией возмут. Правда потом скажут… как ее зовут-то?

— Да не знаю я! Ее с другими эмпэвэошницами с Водопроводного привезли. Так мало, что порезаная…

— Вот! Порезаная. Извините, скажут, дамочка, но с вашей мордой только в цирке тигру пугать.

— Митриевна, вы слушаете, а? Она вроде как погибшая была!

Я сбросил оцепенение и рванул к санитаркам:

— Что… произошло?

— Вы про эту девушку? — следила за моей рукой молодая санитарка.

— Да.

— Она исчезла, — сказала та, не сводя глаз с моей красной книжечки, — ее привезли…

— Когда?

— Позавчера. Привезли с пожара…

— Исчезла когда, я спрашиваю!

— Да вот только что! — радостно сказала желчная старуха. — Пайку небось уперла и смылась.

Так сильно захотелось двинуть ее башкой о стену, что аж в руках зазудело. Но эта квадратная улыбающаяся дрянь с ведром, наверное, догадалась:

— Через черный ход, — она, пятясь, отступала за угол. — В парк! В парк она побежала, больше некуда.

Я бросился к запасному выходу, волоча попавшегося на пути дедка-аптекаря. На улице проорал ему:

— Где дверь в парк?!

Провизор, синея, махнул рукой в сторону старой котельной, и я побежал так, как никогда не бегал в жизни.

— Астра, стой!!!

Принцесса остановилась у трехметрового кирпичного забора, обвитого плющом. Через белый халат проступили пятна крови.

— Не смотри на меня, не смотри на меня, не смей!!!

Голос резал душу, вжимая ее куда-то вниз, в желудок. Там душу свернуло в хлюпающий насос, который бил в голову холодным стуком. Астра стояла в двух шагах от меня, пряча лицо рукавом.

— Не смотри, слышишь?! Отвернись!

— Астра, иди сюда.

— Зачем?

— Я люблю тебя.

— Меня нельзя любить такую.

— А мне все равно, какая ты, я тебя люблю, какая ты есть.

— Любишь, значит?! — отчаянно крикнула принцесса. — Тогда, смотри!!!

Она резким движением повернулась, и я увидел, что с ней сделала война. Четыре длинных пореза изуродовали половину лица, извиваясь от виска до подбородка. Кое-где они смыкались красными буграми, а еще один, будто коготь, разорвал уголок рта.

— Иди сюда, Астра, — повторил я, глядя, как дрожат ее губы.

— Не надо мне твоей жалости! — сломалась она в крике и, сжав кулаки, откинула черную прядь. — Не подходи, не смей!

Вдруг подломились ноги, и я отлетел от стены. Отброшенный на десяток метров движением ее руки, я мягко шлепнулся на землю, закричав тут же:

— Астра, стой!

Обернувшись ко мне, она на секунду застыла, как химера с Дворцовой набережной. Серые глаза принцессы вспыхнули, и потом она… просто исчезла. А я заворожено смотрел, как скакнула в красный сектор иголка асинхронизатора. Вспыхнул стоящий около забора столетний вяз…