Александр Юм - Невеста для ЗОРГа

Начоперод внимательно поглядел мне в лицо — может осуждения искал; но мне ли судить? И за эти пару секунд он принял какое-то важное решение.

— Ладно, с нэпманом твоим понятно. Но почему мне и Пашке Ганчеву не рассказал, что луч тот в «Скворечнике» видел, оранжевый?

— Забыл вообще, товарищ подполковник! Все из башки на двадцать лет — напрочь. Только когда веденяпинские рисунки помогли.

— Веденяпинские? — внезапно задохнувшись, будто получив нож под лопатку, спросил Евграф.

— Ну да.

Удивляясь такой реакции, я пояснил: — Михаил Веденяпин, это больной из психушки — посторонний совсем. Из дела по Летнему Саду. Да и умер он уже!

Полюдов крепко сжал трубку, потом зажмурился крепко и, приподняв затем очки, стал протирать сгибом пальца невидимую пыль.

— Что ж ты за человек такой, Саблин Андрей Антонович, — устало сказал начоперод, — и откуда на мою погибель взялся…

— Да вы объясните толком, что случилось то! Этих веденяпиных по больнице знаете сколько?

— Один! Один-единственный, кого «контора» смогла определить по делу об эксперименте. Найти и допросить по нему. Остальное сотоварищи его по вере — растворились.

— Фанатики в доме Штольца!

Евграф кивнул. — Это была очень закрытая секта — даже название их, мы толком не узнали. Прохлопала «контора» — суматоха, наводнение. Покровители еще у них сильные были в — партийном руководстве. Тогда у нас троцкисты рулили, так что твои фантазии насчет вредителей не совсем абсурдны. Не совсем…

Впотьмах Полюдов нашарил фитиль керосинки, чтобы разжечь слабый огонек.

— Но лично я думаю, что эксперимент — ганчевские штучки, без всяких вредителей. Ганчева и еще того — до сих пор безвестного, что рассчитал модель преобразования энергии и способы управления ею. Наш главный техник Гатаулин, утверждает, что уровень задач того опыта опережает современное развития науки лет на двести. И еще… на вот почитай.

Он прибавил огня в лампе, всё поглядывая на телефон, а потом махнул рукой и сам стал крутить телефонный диск.

— Алё, это оперотдел беспокоит…

Однако без покоя оперотдел пребывал зря. Никаких ожидаемых Евграфом сведений не поступило, и Полюдов примостился у подоконника, нахохлившись, как старый воробей.

Продолжил внезапно:

— В сороковом разбирали финский архив в отбитом Выборге. Там я обнаружил интересный текст.

Вытащив из шкафа две папки с завязками, он шлепнул ими о стол, велев читать. А сам опять засел за телефон.

Я подтянул бумажную кладь. Большинство документов были заверенными копиями переводов. Финский, шведский, старо-датский. Стояла и подпись переводчика — почти везде некоего Киркгофа. Дивясь Киркгофовым талантам, я постепенно добрался до описания р и т у а л а, подозрительно похожего на хороводы сектантов. Узкий зеленый лист, неоднократно сложенный и развернутый — видно, что им пользовались вне папки. Несмотря на грозную силу, таившуюся в зеленой бумаге, выглядела она обычной канцелярщиной: штампы, печати хозчасти, инвентарный номер. И лишь пометка в углу справа возвращала документу мрачную зловещесть: «Достоверно подтверждено сходство события: Петроград, 1924, дело № 262».

Увидев номер 262 и на второй папке, я немедленно её открыл. Первые листы содержали копию текста, план здания Штольца с указанием времени события, геологический профиль и несколько протоколов. С интересом я прочитал протокол своего допроса в сороковом году. В середине папки обнаружилась мятая калька с кривыми энергополей и математическим расчетом, подписанным академиком Вернацким. И, наконец, плотный конверт с полными данными на меня: вплоть до табельного номера разрядника.

Астру Полюдов поместил в самом конце. С такими же подробностями на плотных листах китайской бумаги, из которых внезапно выпал обрывок письма. Я положил рядом с письмом фотографию Астры и, держа на ней ладонь, прочитал: … ться. И я тебя уверяю, дорогой мой брат, что АТАВР — это не мечта, а математический факт. Не веришь мне — спроси у Паши, он с помощью формул доказал способность энергии к материализации. Может ли она ст …

— Так давайте спросим у Паши! — обернулся я к ночрпероду, с ухмылкой наблюдающему за мной.

— Знал бы кто Паша — жил бы в Зимнем дворце.

Взамен неведения о Паше начоперод «разыскал» автора, который описал АТАВРа существом из живых клеток и электронных атомов.

— Нашел я ту книжку в лахтинской библиотеке. Да, есть рассказ. Автор, одно время был вхож в круг ленинградских электротехников. Может и знал чего… но — помер болезный в тридцатом еще году.

— По нашей части?

— Не, — Евграф тряхнул головой, — угорел. Ночью уголек на пол выстрелил.

И тут сквозь кучу выложенных Полюдовым фактов и череду недавних событий дошло, наконец, в мою голову, что все это произошло с о м н о й. Что исчезла Астра. Что она теперь не человек, а сущность. Что точно такая же девушка существовала 18 лет назад и так же исчезла в день, когда родилась принцесса. Что повторилось какое — то неизвестное мне событие, которое невозможно в ньютоновской физике, но произошедшее по другим, более сложным законам. И беглое знание о случившемся не позволяет даже косвенно предположить, где сейчас Снегурочка. Стало душно и дурно: налив полный стакан воды я выпил его одним махом.

— Мысли, какие нибудь есть?

Я утерся и махнул рукой, мол, какие тут мысли…

— Да и ладно. Думать будешь, когда Ершаков до тебя доберется, — взбодрил начоперод, — Но полсуток у нас есть, пока начальство его представление подпишет. Поехали — ка брат в Удельную: может в Скворцове-Степанове и проясним что. Если рисунки этого сектанта смог найти, то почему не разузнать про другие улики!

Грохоча железками, «эмка» начоперода мчалась в Удельное.

— Держись, Саблин, держись крепче! — орал Полюдов, не сбавляя скорости на поворотах.

И я уперся ногами в пол, и сжимал ручку на двери все крепче, не зная, отчего пальцы мои мертво вцепились в холодный металл: то ли от непривычности для меня т а к о г о Евграфа, громкого и резкого, то ли от скорости и ветра. Машина подпрыгивала на кочках, рассеивала лужи, обжигала резиной перекрестки, вздрагивая, когда начоперод бил по педалям.

Мы вылетели на площадь, и очередной патруль быстро поднял полосатую рейку шлагбаума. Дальше начинался булыжник, машину затрясло и пришлось сбросить скорость.

— Когда будем в «скворечнике» — рта не открывай, делай, что говорю. Подергаем сначала лекарей.

Евграф подумал секунду, хмыкнул, и продолжил:

— Про необычных пациентов спросим. Посетим веденяпинскую палату — может, там осталось чего интересного. Дальше по обстановке.

— Да что мы — просто так не можем?

— Нет, — сказал Евграф. — Все дурдома курируются из Москвы, нам не обломится. Легче зека с Колымы достать, чем психа из больницы!