Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

Но Дину не представилось возможности углубиться в эту философию. Начались события. Предсказания доктора Розенталя сбылись в полной мере. Состояние Мэриэтт стало ухудшаться с катастрофической быстротой. Первым аккордом вступили страшнейшие, едва не отключающие сознание, мигрени с ежечасной рвотой, затем взбунтовался кишечник, и дальше пошло-поехало в кошмарной, изматывающей последовательности. Отказала печень, кровь заполнили токсины, затем гормоны вздумали поиграть в чехарду, за ними почки решили продемонстрировать свою власть над давлением, и так до бесконечности, с повторами и вариациями. День, ночь, уколы, капельница, клиника, постельный режим дома, и снова клиника. Правда, Розенталь оказался прав и в другом: периоды необъяснимых, словно с неба валящихся, недугов сменялись неожиданными ремиссиями, губительные симптомы пропадали, Мэриэтт переставало ломать и корежить, к ней возвращались силы и ясность ума, и она тут же, не теряя ни минуты, спешила к себе в лабораторию. Бывало, что такие передышки растягивались на неделю или даже две, и тогда их с Диноэлом жизнь возвращалась в некое подобие нормального русла. Затем все начиналось сначала, но Мэриэтт, замученная и исхудавшая, но верная данному слову, несгибаемо держалась до последнего, до крайнего предела оставалась на ногах, а если не получалось, руководила своими помощниками по компьютерной связи и по телефону, вызывая своей стойкостью всеобщее восхищение.

Проблема той осенью и зимой и впрямь стояла немалая. Неведомое, страшное лихо обрушилась на всю экспериментальную биологию – таинственная хворь буквально выкашивала культуру нервной ткани по всему миру. Нейрофизиологи взвыли звериным воем. Мэриэтт тоже ломала голову над тем, как помочь беде, вдобавок она ощущала нарастающее напряжение в руководстве Вирховского центра, ожидавшего хоть сколько-то заметных результатов от приглашенной на экстраординарную ставку многообещающей звезды. И вот, то ли в горячечном бреду, то ли по волшебному наитию, Мэриэтт ослабевшей рукой однажды вытащила на свет божий картинку, некогда вынесенную из Хэмингтонских архивов. Так и не понятая кольцевая схема неизвестного эксперимента с непонятными сегментами. Но что, если попробовать? Кем бы ни был этот фактор-убийца, на каком-то из кругов пересева он объявится, и еще через несколько оборотов начнет поедать сам себя. Она решила рискнуть.

Дальнейшее стало научной сенсацией. Застрявшая на грани жизни и смерти двадцативосьмилетняя девушка спасла нейрокибернетику в мировом масштабе: разошедшаяся по всем институтам и исследовательским центрам схема клонирования по Дарнер оборвала неодолимое, как казалось, шествие напасти.

Диноэлу во всей этой истории выпала роль, может быть, и второго плана, но очень значимая. Как и всякий выпускник Академии СБК, он получил достаточно серьезную медицинскую подготовку, а за годы удивительных странствий во времена войны и мира приобрел колоссальный опыт – как в оказании экстренной помощи порой в самых экзотических условиях, так и во владении самой навороченной медицинской техникой. Он безупречно подходил на должность человека, которому во всяких неожиданных ситуациях суждено первым оказываться возле Мэриэтт со шприцем в руке. «У тебя способности, – говорила она ему. – Почему ты не выбрал медицину? Ты входишь в вену, как бог».

Осознав выпавшее на его долю предназначение, Диноэл взялся за дело с присущей ему скрупулезностью. Он быстро сориентировался в бескрайнем море лекарственных препаратов, синергетиков и антагонистов, вник в детали всевозможной электроники анализа и жизнеобеспечения, и в итоге купил настоящий реанемобиль минивэн со всем положенным роботизированным оборудованием, которое еще и собственноручно модернизировал до последнего писка лечебных технологий, и теперь сам в критической ситуации доставлял Мэриэтт в клинику, потрясая местных лихачей и полицию устрашающим мастерством вождения. Когда во время недоброй памяти ливней апреля шестьдесят девятого захватившее едва ли не треть Баварии наводнение затопило и знаменитое Второе шоссе, и Ауэнштрассе, Диноэл ухитрился проехать по секретной подземной магистрали и на выходе снести ворота запечатанного спецслужбами подвала в Аугсбурге. Самое интересное, что ни со стороны городских, ни федеральных властей, ни тем более руководства СиАй – где давно махнули рукой на его художества, – никакого наказания за эту дерзость не последовало. Его даже не лишили прав.

Сама же Мэриэтт – больная ли, здоровая ли – твердо стояла на своем: «Начинай заниматься делом. Пиши, собирай материалы. Не теряй время. Я буду следить, как там у тебя получается».

И вот в один из дней, когда Мэриэтт по причине, что ее не слишком корчило и выворачивало, умчалась на работу, Дин уселся за стол, включил свежекупленную клавиатуру с подсветкой и с тоской уставился на монитор. Проблем было две. Первая: никакого представления о писательской работе у него не было. Искусство владения словом, как и любое искусство, содержит в себе значительную долю ремесла – навыков, порой довольно нехитрых, умений распределить, расставить и выделить. Диноэл не имел ни малейшего понятия, даже как к этому делу подступиться, хотя бы просто набросать план. Второе: что такое мемуары, как они, собственно, должны выглядеть, он тоже не знал. Дальше стандартных отчетов – да и то с немалыми огрехами – его литературное образование не шло.

Ладно, подумал он, начнем сначала. «Появившись на свет в полном смысле слова неизвестно откуда…» Стоп, стоп. А надо рассказывать историю своего рождения? Это как будто к воспоминаниям не относится, вдобавок получится целая диссертация, кому это интересно? «Я попал в спецкласс, организованный…» Минуту, а кем, в самом деле, был организован этот класс? Вот этим он никогда не интересовался. К Академии СБК, куда его задним числом относили, он никакого отношения не имел, это Дин помнил точно, лицеев тогда еще не было… Кто же и по какому почину собрал всех этих одаренных детишек, включая и инопланетного чудо-юнца? Наверное, есть какие-то документы… но где их искать? «Верховодила там одна стерва, отношения с которой у меня не сложились с самого начала…»

Он поднял глаза и посмотрел в окно. Ветер раскачивал голые ветви деревьев.

Лицо Хелен он и теперь мог представить в деталях, но вот вопрос – кто же такая она была на самом деле? Десятая спица в колеснице одного из аналитических отделов. Но кто и почему дал ей власть над неокрепшими детскими душами?

Дин снова стал смотреть, как волнуется голый и мокрый лес на склоне холма. Двадцатый год. Время идей, время надежд и восторгов. Какая чудесная мысль! Конечно, собрать всех этих ребятишек в спецкласс, прямо здесь, в Академии! Знакомство с контактными технологиями уже со школьной скамьи! Это наше будущее! Наша грядущая элита!