Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

– Ну, прусские свиньи, теперь я вам устрою!

Уэльские крестьянские вожди перевели дыхание, приосанились, посмотрели на овец, привезенных Ричардом в безвозмездный дар, махнули рукой и согласились на конфедерацию.

Заручившись согласием уэльсцев, Ричард вернулся в Англию, дошел до Эйвона и там, на Уикенхэмских бродах, занялся переправой армии на северный берег. Из Шотландии непрерывной вереницей тянулись обозы с провиантом и снаряжением, челтенхэмские фабрики клонирования и «промывания мозгов», доставленные и собранные кромвелевскими специалистами, работали сутки напролет. Время недомолвок и неопределенного выжидания в отношениях с Лондоном закончилось, Ричард разослал по городам и весям свой окончательный манифест. В нем он объявлял себя регентом Соединенного Королевства Алура, Корнуолла, Глостершира и Южного Уэльса под властью его величества всемилостивейшего Эдуарда Шестого и без иносказаний объявлял войну французским оккупантам.

«Англичанин, – писал Глостер – хотя писал, собственно, граф Роджер. – Встань и вспомни, кто ты, вспомни свое имя и свой долг перед отечеством». Роджер, правда, предлагал еще и откровенно издевательское продолжение: «Бог не даровал Англии ни Жанны д’Арк, ни генерала де Голля, но я их с успехом заменю», однако Ричард, мрачно засопев, отверг предложенный пассаж.

Дальше новоявленный регент обещал каждому крестьянину лошадь, корову и деньги на обзаведение, а дворянам – восстановление выплат по былому «Реестру служилого люда» времен Регентства и внесение в этот список любого, кто решится поддержать законного короля с оружием в руках.

В финале послания герцог метал громы и молнии и осыпал проклятиями тех, кто примет сторону французов – «будь он крестьянин, дворянин, знатный вельможа или священник». Им он откровенно сулил мучительную кару: «Знайте, предатели. В своем обозе я везу тысячу кольев. Это значит, что мне пришлось срубить тысячу деревьев, и я не допущу, чтобы такой ущерб для английской природы пропал впустую – каждый кол найдет себе применение, и многие – по нескольку раз.

Боже, храни короля Эдуарда.

Писано в Уикенхэме, лета одна тысяча триста двадцать восьмого от Рождества Христова, Ричардом Глостерским, Божьим соизволением Регентом Соединенного Королевства Великобритания».

Маскарад завершен, маски сброшены, дальше игнорировать шотландско-алурские выходки смутьяна-герцога стало невозможно.

– Глупый выскочка, – сказала королева Маргарита Лефевру. – На что он надеется? Как я понимаю, у него едва-едва восемь тысяч.

Министр с сомнением покачал головой.

– У него очень скоро станет гораздо больше – если он и впрямь располагает теми деньгами, которые обещает. Всякое мужичье валом повалит к нему, а у нас благодаря вашему брату нет возможности им помешать.

– Нет, нет, не может быть, он блефует. Гийом, накажите его. К тому же вы знаете этих мужланов – стоит им собраться, они тут же передерутся.

– Потому он и не спешит в Йорк, – отозвался Лефевр. – Мальчишка умен, и мне это очень не нравится.

– Соланж пишет, что встречала этого герцога в Париже и в Реймсе. Говорит, он прекрасно танцует и у него чудесный голос. Чего ему не хватало?

– Власти, – ответил Лефевр.

– Ги, ну посулите ему что-нибудь… он женат? Переманите его на нашу сторону… Как это некстати…

– Боюсь, ваше величество, мы опоздали.

В этот раз, предчувствуя надвигающуюся катастрофу, Лефевр не стал мешкать. Шестнадцать тысяч королевского войска – все, что в тот момент нашлось под рукой, – с максимальной быстротой направились к Уикенхэму. В основном это были немецкие рейтары и французская рыцарская кавалерия, охочие до военных игрищ сыновья родовитых семейств. Остановленные разливом Эйвона, они заняли Стратфорд и решили, подготовив переправу, передовым отрядом захватить аббатство, а утром, форсировав реку основными силами, взять сепаратистов в клещи выше и ниже по течению.

Апрельским утром над илистыми берегами Уикенхэма, заросшими ивняком, рогозом и остролистыми осоками, стоял густой туман, и вот со стратфордского берега лорды-федералы увидели над этим туманом фигуры своих друзей, которые отправились на ночную вылазку.

– Они на стенах аббатства, они подают нам знак! Постойте, куда они забрались, там же стены не такие высокие, там же сплошные руины… Да что с ними?

Туман понемногу редел, и перед лордами открылась ужасающая и безобразная картина. Их товарищи по оружию, еще живые, не стояли, а сидели на кольях, поднятых над развалинами аббатства. Ночная экспедиция провалилась.

Раздался вой, и золотая молодежь, разом потеряв соображение – кто уже в доспехах и при оружии, а кто и без, – принялась отталкивать свежеприготовленные плоты от берега. Началась беспорядочная переправа, которую герцогские пушки – последней модели, со сменными казенниками, – установленные по-корабельному, в три яруса, сделали чуть позже притчей во языцех. «Хуже стратфордской переправы», говаривали в Англии многие годы спустя, когда уже изрядно поистерлась память о кошмарном речном побоище.

Рейтары, оставшиеся на северном берегу, угодили под удар давно их поджидавшей конницы конфедератов – удальцы-федералы, рассчитывая разнести противника в пух и прах с наскока, не удосужились провести достаточно глубокой разведки. Словом, разгром вышел полный – не более восьмисот человек возвратились обратно в Лондон.

Лефевр угадал: весть о том, что сын прежнего регента, защитник былых английских традиций смешал с землей и водой превосходящие силы всеми ненавидимой Маргариты, потрясла общество. К Ричарду хлынул поток добровольцев всех мастей и сословий. Тут были и оголодавшие крестьяне, надеявшиеся на лучшую долю, и жившие одной войной безденежные авантюристы, и воспылавшие патриотизмом помещики, и еще пропасть всякого народа. Большинство Ричард отправлял на переформирование и «промывку мозгов», после которой кто угодно превращался в его фанатичного сторонника, некоторым давал оружие сразу.

Сам же Лефевр развил необычайно бурную деятельность и произвел настоящие чудеса на государственном поприще. По его настоянию, хотя и со страшнейшим скандалом, Маргарита пошла на невиданную политическую рокировку: отреклась от престола в пользу принцессы Марии, отцом которой, по крайней мере формально, считался Эдуард V. В это родство мало кто верил, но чисто юридически данный жест выбивал из рук Ричарда очень важный козырь.

Кроме того, министр написал несколько чрезвычайно страстных писем Людовику XI. Король Франции, за своими испанскими заботами несколько подзабывший о благоденствии союза двух родственных держав, сообразил, какой жирный кусок может уплыть из его рук, и принял беспрецедентные меры. Восьмидесятитысячное войско под командованием многоопытного маршала де Круи пересекло границу Англии и двинулось на защиту Лондона.