Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

Латунное кольцо Ричарда, ироничный дар судьбы, королева хранила всю жизнь и не рассталась с ним даже в могиле.

Памятник, по заказу Елизаветы, в ту пору уже прославленной во всех краях правительницы, был создан Дройсхудом-младшим (ныне он известен своими гравюрами, но современники более почитали его как скульптора) и установлен на лестнице, ведущей с площади прямо к входным аркам Уайтхолла, справа, если смотреть со стороны площади (и, соответственно, Сент-Джеймского дворца), рядом с пандусом для въезда инвалидной коляски лорда-канцлера, герцога Корнуолльского. Тот в юности страдал болезнью позвоночника, да и в зрелые годы часто не мог обойтись без палки. В связи с этой постройкой появилось немало шуток, порой не слишком приличных, суть которых сводилась к тому, что ныне-де уже окончательно ясно, за кого королева выйдет замуж. И в самом деле, не прошло и года, как под сводами Вестминстера ее величество Елизавета обвенчалась со своим самым верным советником.

Для памятника прямо в ступени, без всякого возвышения, был врезан кусок – практически целый утес – дикого гранита, специально для этой цели привезенный с Челтенхэма. Скульптор изобразил короля с предельным натурализмом, практически естественного роста, в малом доспехе, с непокрытой головой – кажется, Ричард, окидывающий площадь хозяйским взглядом глубоко высверленных в бронзе зрачков, сейчас, как всегда, сбежит по ступеням и в своей обычной манере, положив пальцы на гарду меча, быстрым шагом направится куда-то по делам – и лишь гранитное облако под его ногами подсказывает, что дела монарха, пожалуй, в этот раз будут не совсем обычными. Забавно, что статуя считается конной, поскольку в полутора шагах за бронзовым Ричардом идет бронзовый же Бербериец, с провисшим поводом, закинутым, по обыкновению, на высокую луку седла.

Эта уздечка всегда сверкает, как золотая, поскольку среди студентов Оксфорда бытует странное поверье, что если перед экзаменом за нее подержаться, то можно безбоязненно вытаскивать любой билет – удача гарантирована. Как для этой операции обмануть бдительность стражи – секрет, передаваемый из поколения в поколение университетских школяров. Поговаривают, впрочем, что дело в простой денежной договоренности.

Вообще с монументом королю-чернокнижнику связано множество суеверий, не говоря уже о том, что людей, своими глазами видевших, как то ли в лунном свете, то ли в бурную ночь при вспышках молний статуя сходит с пьедестала и на коне, или без коня, с металлическим звоном движется по городу, считают дюжинами. Например, едва ли не официально признано, что под рукой Ричарда – самый настоящий меч, тот самый заколдованный клинок, что некогда подарил ему Бэклерхорст, и, если дорожишь везением и здоровьем, задерживать взгляд на этой детали не рекомендуется. Подобных легенд предостаточно, но главенствует среди них одна – в тяжкую для отчизны годину король и вправду покинет постамент, обнажит знаменитый меч, вновь сядет на коня – и горе тогда врагам Англии.

О, ему не надо было объяснять, что значат эти звуки. Он ждал, он знал, как это будет. С последней встречи, – а точнее сказать, с не-встречи с Марганделем. Зная отца, Гарри очень хорошо представлял себе, как все произойдет, и вот оно происходило – сначала внизу, в первом этаже, невнятная возня, потом гром и стук, топот множества вбежавших людей, потом – пауза, тишина, и вот – неспешное поскрипывание шаткой лестницы под чьими-то (Гарри очень хорошо знал чьими) шагами.

Справа над ним нависала стена мансарды с плохо закрывающимся окошком и мерзопакостными пятнами на мерзопакостных обоях, слева его плечо упиралось в каминную трубу камина внизу, в гостиной, трубу, от которой в промозглые осенние вечера он тщетно ожидал тепла. Гарри даже не попытался подойти к окну – бесполезно, все учтено заранее; браться за оружие тоже нет смысла, нужен пистолет, но где же его взять, да и такую возможность наверняка предвидели, от прочего толку никакого – да, он прошел соответствующую выучку, но человек, который сейчас возьмется, уже взялся за ручку двери, тем и знаменит, что смеется над чужой выучкой и мастерством.

Дверь открылась, и в комнату вошел король Англии, обеих Ирландий и так далее, Его Величество Ричард III Плантагенет. На нем был короткий черный бушлат, серый свитер с неизменным высоким воротником-трубой, мятые, но прекрасно сшитые брюки и ботинки ортопедического образца.

– Холодно у тебя, – сказал он. – Ну, здравствуй, Гарри.

– Ты привел с собой много народу, – дрогнувшим голосом ответил Гарри.

Ричард пожал плечами, пододвинул обшарпанный стул и сел.

– Что поделаешь, в этой стране далеко не все рады меня видеть… вот ты, например. Приходится принимать меры. Садись, нам надо поговорить.

– О чем?

– Мой визит – это твое последнее приключение в Париже, так что самое время подвести некоторые итоги.

Не чуя под собой ног, Гарри опустился на кровать, которую, несмотря на предусмотрительно отпиленный угол засаленной спинки, никак не удавалось придвинуть вплотную к наклонной стене.

– Ответь мне на один вопрос, – продолжал Ричард. – Вот ты сбежал от меня за границу, развил тут бурную деятельность… Скажи, ты и в самом деле рассчитывал поднять против меня Францию? Странно. Бежал бы уж тогда до Испании, Филипп настроен куда решительней…

Гарри молчал, испытывая привычную смесь чувств из тоски и ненависти.

– Что же, если ты еще сам не понял, я тебе разъясню – твоя затея провалилась. Усилия пропали втуне, враги отечества на твои посулы не поддались. Мой дорогой кузен Анри про тебя и слышать не хочет, твой покровитель епископ дю Плесси тоже махнул на тебя рукой, и тебе, как я понимаю, остались лишь объедки со стола этих ничтожеств – Марганделя и Ожеро, да и те, похоже, отчаялись… им самое время открывать бродячий цирк. Или взяться в очередной раз за отделение Бургундии, блаженны дураки…

Тут его величество даже засмеялся, но тут же вновь посерьезнел.

– Гарри, мне тошно в сороковой раз заводить все тот же разговор, но что делать. Посмотри на себя. Не хочу даже вспоминать, что ты наследник английского престола, Бог с ним. Но ты, например, талантливый художник, у тебя дар Божий, ты мог бы дать нации второго Бердслея, и что же ты сделал со своим талантом?

– Нет больше нации, – вдруг выпалил Гарри. – Ты уничтожил ее руками иноземных киборгов и палачей и населил страну тупоумными зомби! Какое там может быть искусство? Откуда?

– Искусства у нас сейчас навалом, модернизм такой, что хоть топор вешай, я, например, приехал сейчас с театрального фестиваля… да дело не в этом, – спокойно возразил Ричард. – Да, не стану спорить, были и киборги, были и казни, зато есть сейчас такая страна – Англия, как это ни огорчает твоих покровителей. Нечего строить из себя Господа Бога, мне отвечать только перед ним. Что касается киборгов – их давно нет, как нет и зомби, растет уже второе поколение нормальных англичан, которые любят свою родину и в случае чего пойдут сражаться и умирать за нее… Кстати, все происходило на твоих глазах, хотя ты и был тогда мальчишкой. – Ричард вдруг отвернулся. – Помню, я привез тебя на строительство Хэмингтонского госпиталя, ты сидел у меня на руках, ты был очень толстый младенец, и кто-то сказал: «Гляди, какой хомяк!» Мы с мамой так надеялись, что из тебя выйдет толк…