Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Да, — сказал я, не понимая пока ничего, кроме того, что разгадку нужно искать в последней строке первой строфы, если окажусь на воле.

— У нас мало времени, Франц, — продолжал герцог, — наша встреча, как ты понимаешь, стоит нашим друзьям весьма прилично.

— Я тоже рад, что мы живы, и ты, и я, — ответил я ему, — и что у нас есть немного времени впереди. Мы ведь ещё сыграем нашу игру в Ганзе, не так ли?

В это время двери открылись, и вошёл Питер Брюс.

— Ваша светлость, — сказал он, — обещанное время истекло.

Мы встали.

— Ещё секунду, — сказал Брюсу Фридрих и повернулся снова ко мне, говоря почти шёпотом, как если бы, это могло спасти от прослушивания:

— Франц, ни мне ни моему брату Вильгельму больше никто не даст Большой игры. Даже если я останусь в живых сейчас, я думаю, что лет через 5 я тихо исчезну. Меня обнулят громко и почётно, или я паду жертвой какой-то пагубной страсти, чтобы публике было смешно. Монарху, в эпоху победившего «Нового порядка», положено быть смешным и глупым. Остаться со мной и служить мне дальше нельзя, Франц. Я теперь не только бесполезен, но и опасен для всех, кто находится со мной рядом. — Фридрих помолчал немного. — А теперь иди и прощай. Начни новую жизнь потому, что старого мира, который назывался «новым», больше нет.

Последние слова он произнёс довольно громко.

Я пожал ему руку. Нашу судьбу пишем только мы сами.

Ещё через сутки, меня отпустили. Хотя, точнее было бы сказать — передали из рук в руки. Три ганзейских стража посадили меня в десантный бот и доставили в космопорт Кёнигсберга. Сначала, на меня надели мешок, но как только я оказался в кресле внутри средства доставки, его сняли.

— Простите, капитан, — сказал один из десантников. — Такой был приказ.

Пока боевая машина десанта типа «мардер» шла в космопорт, я разглядывал людей и улицы города, который я так любил и за который дрался.

Город почти не пострадал, жизнь в нём кипела снова, но теперь — над ним высились руины Фридрихсхалле, бывшем когда-то, одним из самых красивых архитектурных сооружений Империи Сапиенс. Лица горожан, которые я успел рассмотреть по пути, были самыми обычными. Казалось, что ничего не случилось. Не было штурма. Не погибали мои друзья. Жизнь вступила в свои права и текла своим чередом. На улицах появилась реклама Альянса. «Самое время, чтобы измениться!» на фоне портрета явного фрика с размытыми половыми особенностями. Пару раз я заметил смешанные патрули из ганзейцев и террисов.

Я не знаю, почему «мардер» не пошёл над городом. Быть может, это был план ганзейцев — показать мне, что они контролируют ситуацию, а может нет. Спрашивать я не стал. Мы летели через средние и нижние уровни. Работали фонтаны и торговые центры, даже огромные омнибусы плавно взлетая, отвозили людей в пляжные комплексы, как всегда, в это время года. Светлые волосы женщин развевались на верхних открытых палубах, они улыбались. Мне даже показалось, что я слышу счастливый смех сквозь визоры БМД [48] я слышу счастливый смех сквозь визоры БМД — БМД — боевая машина десанта. .

Первое, что я увидел, выйдя наружу в комсопорте, была громада универсального корабля типа «кракен». «Кракены» редко садились на планеты. Этот назывался в честь вечного образа Навигатора — «St. Andreas» и занимал почти всё посадочное поле. Мы пересели в багги, он юркнул через пандус в шлюз, и меня повезли по кораблю. Очень скоро я оказался перед апартаментами, где один из моих стражей сказал кратко: «Вам сюда, капитан».

Я удивился — меня вроде как разжаловали, но против привычного обращения «капитан» не возражал.

Герметичные двери помещения открылись с характерным жужжанием, я зашёл внутрь. Апартаменты были внушительными, почти сибаритскими. Человек в каюте резко контрастировал с обстановкой. На нём был одет, почему-то, тяжёлый доспех ганзейской пехоты, несмотря на который двигался он легко, как-то по кошачьи. Он носил усы, которые усиливали его сходство с котом ещё сильней.

— Адмирал Ганзейского Союза Головин, — человек внимательно посмотрел на меня. — Представить себе не можете, как я рад Вас видеть живым.

Адмирал говорил на хорошем имперском языке. Таком хорошем, что я почувствовал себя комфортно. Груз того, что я всё ещё военнопленный, висел на мне.

— Капитан Франц фон Кассель, — представился я в ответ. — Благодарю Вас, адмирал. Наверное, я тоже этому рад.

— Здесь, на моём корабле, мы можем говорить свободно, без риска быть услышанными нашими «союзниками», — сказал человек с кошачьими усами. Слово «союзники» он произнёс с едва заметным пренебрежением. — Я понимаю, что вопросов у вас много, капитан фон Кассель, — продолжал Головин. — Прошу Вас, — указал мой визави на кресла за столом, в одно из которых сел сам. Далее, он посмотрел на меня, подняв брови, как бы приглашая начать беседу.

Честно говоря, я не знал с чего начать. К разговору я готов не был, я вообще видел этого человека в первый раз, но чётко понимал, что существуют две нежелательные темы. Судьбы Фридриха и проблема сотрудничества с Альянсом.

— Тогда начну с прямого вопроса, — сказал я. — Почему я всё ещё жив?

— Наверное потому, что Ганзейском Союзу нужны капитаны, — ответил мне Головин. — А ещё потому, что ваш герцог — мой друг. Вы ведь хотите его спасти, капитан?

Он сказал это таким непринуждённым, мягким и дружеским тоном, что я немного расслабился. Всё ещё, я не знал с чего начать. Но тема пришла легко. Возможно, самая для меня важная.

— Больше всего, — сказал я, — мне хотелось бы сейчас найти человека, который знает что-то о моих отце и матери.

— Вы его уже нашли, — сказал Головин. — Потому, что это мои люди эвакуировали их, по моему приказу.

Вот как всё, оказывается, просто.

— Где они? — спросил я, не зная ещё, верить ли этому человеку.

— Я не скажу Вам, чтобы не было случайной утечки, — ответил Головин, — не возмущайтесь. Отвечу только, что они в полной безопасности, ни в чем не нуждаются, находятся на одной из планет, контролируемых Ганзейским Союзом, под чужими именами. О том, что Вы живы, им уже известно. Я не хотел, чтобы на Вас давил Альянс с их помощью.