Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Дело не в этом, — ответил я, глядя на девушку, которая сейчас предложит мне всё, что у неё есть. И ближе которой, сейчас, у меня никого нет.

— А в чём же тогда Франц? — спросила она, с нотой отчаяния, своим бархатным голосом — а я не люблю эти ноты в людях — они делают их слишком предсказуемыми. Военному хватает предсказуемости на службе, чтобы искать её среди женщин. Что остаётся теперь, когда Мари предпочла нашей возможной дружбе теплоту и пылкость?

— Самое хорошее, из того, что случилось со мной в последнее время, — сказал я чистую правду, которая прозвучала, как банальность, — это ты.

— Тогда почему мне нельзя с тобой? — упрямо повторила она.

— Потому, что наша дорога часто бывает дорогой в один конец. Я привяжусь к тебе — ты ко мне…

— Ну и что? — спросила она…

— Разве ты не знаешь, что прогрессивные философы Альянса считают человеческую привязанность позорным рудиментом животного состояния человека? — пошутил я. — Вот, в брошюре написано, — я показал ей пожелтевший, пластиковый лист.

— Не шути, Франц, — сказала она, — я почти уверена, что у тебя скоро будет свой корабль и своя команда. Она говорила так, будто набрасывала план на тактической карте. — Я подам рапорт и перейду в команду твоего корабля или в состав любого подразделения, которое ты поведёшь в бой. Я люблю тебя, Франц. Я пойду за тобой куда угодно.

— Милая моя Мари… — я встал и погладил её восхитительные рыжие волосы. — Я даже не знаю, за кого и за что я сейчас воюю, даже не знаю против кого — сказал я, и это была чистая правда.

Я действительно ещё не решил, что делать дальше. Мир, в котором я жил раньше, рухнул, и под его обломками погиб Франц фон Кассель. Объяснять всё это Мари не хотелось, попахивало поэзией, а я, кажется, её разлюбил. Поэзию. Что касается милой, хорошей и честной Машуни — мне хорошо, божественно хорошо с ней. Но пока места для неё в моей жизни точно нет.

— О чем вы говорили с адмиралом? — спросила она.

Вместо ответа я только покачал головой.

Я не могу ответить тебе, Мари — подумал я — потому, что всё совсем не так, как должно быть в жизни правильного остзейского капитана. Я не знал, что ответить. Она сказала мне так много, а я ответил ей так мало. По-свински мало. «Ты свинья, фон Кассель», сказал я себе, но продолжал молчать.

Она топнула ногой, от злости, и ушла. Я попробовал читать брошюру дальше, но получалось, что я просто смотрел сквозь буквы. Вместо знакомого мне чтения о дальнем космосе, новых мирах и величии человечества, мысли мои кружились вокруг последней беседы с Головиным.

Матвеев сегодня попал к адмиралу первым — меня вызвали через час после него. Прошли всего сутки после инцидента с патрулём Альянса. Прошла, кажется, целая вечность с того момента, когда капитан фон Кассель ушёл в небо над Фридрихсхалле в одной реальности, а очнулся, в плену, в другой.

Адмирал Фёдор Головин был зол, его кошачьи усы топорщились во все стороны. Матвеев, как мне показалось, был растерян. На диване сидел невозмутимый майор Рязанцев. На столе стояла слегка начатая бутылка коньяка — этот архаичный напиток русские привозят из системы звезды Кубань.

— Ганза владеет всем, — вспомнил я ганзейский пароль, произнеся его вслух.

— Так будет вечно, — ответил мне Павел Рязанцев за всех троих.

— Вот и наш фон Кассель, — сказал Головин, — присоединяйтесь, капитан.

Я сел за стол напротив Матвеева. Андрей молча поставил передо мной коньячный бокал. Я отпил немного — приятно обожгло язык и нёбо — посмотрел вопросительно.

— У Вас ведь есть вопросы ко мне? — спросил Головин. Было видно, что он готов к разговору, который назревал. — Здесь, — он сделал жест рукой, — мы можем обсуждать любые темы без риска утечки информации.

— Вопросы есть, — кивнул я головой в ответ. Вопросы у меня были не только к нему, но и к самому себе. И если этот ганзеец, или русский, я уж не знаю, кто он больше, думает, что сейчас прояснит мне всё, так как ему нужно, а после получит в свои руки хороший козырь в своей игре с конкурентами-то он ошибается.

— Задавайте, — сказал Головин, тоже отпив из бокала и пошевелив усами.

— Что это было? — спросил я, желая сразу расставить все точки над «и». Ощущение, что я, попав в руки газейцев, стал куклой, манекеном, приманкой для их врагов, не давало мне покоя.

— Андрей, — обратился Головин к Матвееву, — можете объяснить нашему коллеге?

Я — коллега? Так сразу? Коллега этой странной троицы, которая невзирая на звания и ранги обсуждает втроём то, что должен обсуждать, по крайней мере, совет капитанов. Адмирал, майор и лейтенант. Ладно, говорите, господа ганзейские офицеры, посмотрим, что будет дальше.

— Франц, — сказал Матвеев прямо, глядя мне в глаза, — мы искали маяк. Маяк прямой связи, который оставила твоя «Серебряная тень», когда уходила с планеты.

— «Серебряная тень» всё-таки ушла с планеты… — сказал я вслух. Это был для меня приятный сюрприз. Значит, последние, из оставшихся в живых моих людей, там. По крайней мере, ван Фростен. А «Тень», моя «Серебряная тень» — это, всё — таки, маленький кусочек Остзее. Ему я служил всю свою жизнь.

— Ушла, — сказал Головин, — но мы не знаем куда, и где она сейчас. Не знает и Альянс.

— Я — ключ? — мой вопрос повис в воздухе, но ненадолго.

— Да, — сказал Головин. — Как Вы понимаете, ставки очень высоки. «Тень» выходила из скрытого режима, во время установки маяка. Я знаю, что активация маяка настроена на Вас. Ваши стихи про «гиен» оберлейтенант ван Фростен оставил, чтобы мы поняли, куда Вас везти.

— Почему? — спросил я.

— Герцог Фридрих настаивал на Вашей эвакуации с планеты, — сказал Головин, правильно истолковав мой вопрос. — Но Вы были в таком состоянии, что это было невозможно. Против того, чтобы я забрал Вас к себе, Альянс не возражал — это не мешает отследить Ваши перемещения и, при случае, получить компромат на меня.

— А Вы при чем? — спросил я, пробуя получить как можно больше информации, чтобы разобраться в этом чёртовом клубке и перестать быть, в конце концов, пешкой в игре этих людей. Своей цепкой манерой они напоминали мне осьминогов.

— Ганза — это союз, — казалось, что Головин открыто и прямо отвечает на мои вопросы. — В нём есть несколько течений. Вероятно, у Альянса есть основания подозревать меня в симпатиях к Империи. Разумеется, бывшей Империи, — поправил он себя.

— Или Русскому Космосу, — подал голос Рязанцев, — разумеется бывшему, — ехидно вставил он.

— А Вы? — спросил я, тихо завидуя своей прежней, простой жизни капитана гвардейского эскорта.

— Вы же знаете, что Фридрих мне друг, — ответил Головин. — И Вы сами видите настроения моих офицеров. Но ценность доступа к технологиям «Эрфиндера» слишком велика и для Альянса, и для Ганзы. Империи больше нет. Кайзер сошел с ума. Или говорят, что сошёл, но системы «Эрфиндера» не опознают его личность. Остаётся только «Серебряная тень», как ключ к разгадке технологии точек перехода. Доступ к ней имели Вы, как капитан, ван Фростен, как Ваш старший помощник, и герцог Фридрих. Фридрих в руках Альянса. Если получить «Тень» обратно — герцога можно подвергнуть соответствующей обработке, и тогда установка точек перехода, а может и производство однотипных кораблей станут доступны.