Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

Вот как, — подумал я, — она ещё и навигатор на этом рейдере…

Мари зашла внутрь, красивая и рыжая. Я — следом за ней, повторяя себе, что это был приказ Головина — спрятать меня на рейдере. Мари Гамильтон протянула мне руку:

— Давайте на «ты», Франц?

— Давай, — сказал я, всё-таки поддавшись очарованию её голоса, но пытаясь уцепиться за какую-то нейтральную тему. — А почему «Барон Врангель»?

— Не знаю, — покачала она головой. — Название давал адмирал. У русских что-то очень сильно связано с этим именем. Какая-то часть героической русской истории. Кажется, они с боями отступали с какой-то планеты, и барон ушёл последним, убедившись, что планета пуста [57] барон ушёл последним, убедившись, что планета пуста. — Мари действительно путает эпохи, всё происходило до начала космической эры. .

Мари путала эпохи, но теперь я вспомнил, кто такой Барон Пётр Врангель, о нём рассказывал мне когда-то отец. Сила этого исторического образа для русских была приблизительно такой же, как личность спартанского царя Леонида для древних эллинов. Но сейчас, это было совершенно не важно. Дело шло к развязке. На рейдере, кроме нас, никого не было.

Она подошла совсем близко ко мне, и закрыла шлюз за моей спиной.

— Может, мы просто выпьем чего-нибудь? — чуть не спросил я.

Но Мари заговорила первая.

— Хочешь, я покажу тебе корабль? — спросила она и я сдался.

Деваться было некуда. «Рейдер к нашим услугам».

— Потом покажешь, — сказал я, обнимая её. — Всё потом.

С тех пор, как ещё на Старой Земле стало известно, что достижимо не более 1/3 световой скорости, а повышение порога приводит к потере межатомных связей и разрушению материи, появилось два концепта дальнейшего развития человечества. Осознание невозможности выйти за границы Солнечной системы, бывшей колыбелью обоих видов современного человека, привело к резкому росту социального напряжения старого, доколониального общества.

Ускоренная роботизация с одной стороны и проблемы демографического роста с другой, неравные условия доступа к социальному лифтумалого процента фантастически богатых людей, владеющих Старой Землёй c одной стороны и её нищим и фактически бесправным, но внешне благополучным большинством, с другой, показала всю выгодность эксплуатации, в сложившейся ситуации, политического мема «Свобода выбора».

Я читал, неизвестно как попавшую сюда, старую пластиковую брошюру для курсантов военных училищ. В кают-компании я был почти один — только за барной стойкой, в полумраке, едва было можно различить фигуру вахтенного матроса. Я перевернул ещё несколько страниц.

Многие полагают, что духовными предтечами новой общественной философии, приведшей к появлению homo praeteris, были многие прежние, часто копировавшие друг друга по своей сути, религии доколонизационной эры, направленные на получение рабочей силы, чьи амбиции не имели прикладного вектора. Направленные на получение такого человеческого материала, который бы сознательно исключал себя из конкурентной части общества.

Ну, поиски «духовного развития внутрь», «взгляда в себя», «духовного» богатства, в сочетании с отказом от борьбы за материальное благополучие и политическое влияние — уловка старая, но работает всегда. «В себя смотря, узоры вить ужаса…» — сказал кто-то из поэтов той эпохи. Пока он, бедняга, «вил узоры ужаса» и работал над своей «духовностью», его «бездуховные» конкуренты приобретали целые состояния, прогибая мир под себя. И искали выход из клетки Солнечной системы — будь это террисы или сапиенс.

Кроме того, как мы теперь понимаем, философия общества homo praeteris и разделение его на 3 касты — наследница так называемого «исторического мифа» Старой Земли, и псевдокультур, родившихся в процессе политической борьбы накануне конечного этапа того процесса, который назывался на Старой Земле «глобализация».

Как всегда — выживет только один хищник, но и у него есть риск умереть в одиночестве, в той пустоте, в которой он остался. Когда-то, ещё в кадетском корпусе, мы проходили эту брошюру много раз, обсуждая её с друзьями и наставниками, проговаривая пути возможного выхода из сложившейся тогда ситуации. Сейчас я читал бездумно, глядя в знакомый мне текст, а в голове был разговор, только что состоявшийся с моими новыми коллегами, которых, как я понял, связывает нечто большее, чем просто совместная служба и военная иерархия.

Движение «Новое человечество» походило на секту отверженных, в своих истоках, и было, поначалу, скорее темой топ-новостей желтой прессы, использовавший инстинкт реакции на опасность, вида sapiens, для роста популярности своих медиа-брендов.

Культурные традиции и дальнейшая естественная эволюция homo sapiens, объявлялись тормозом на пути развития человечества. Появился термин homo praeteris — как образ человека будущего. Стало популярным все, что могло стимулировать желание человека изменить своё изначальное состояние. Модное направление поп-культуры превратилось в маркер самоопределения как личности.

На начальной стадии себя модифицировали, в основном, люди с разной степенью уродства, психических отклонений, тяжёлых заболеваний. Опасно малый процент сверхбогатых людей, впоследствии ставший основой касты Сераписа, продвигал через подконтрольные ресурсы разные варианты версий того, что реклама подобных общественных течений может сделать подобных людей полноценными членами общества, подлежащими эксплуатации, а значит и разделу материальных благ, наравне со всеми, а отношение к ним, более толерантным, сокращая расходы на их охрану, лечение, изоляцию, что должно быть выгодно перенаселённому обществу. Слова «уродливый», «опасный», «умственно неполноценный», как характеристики, попадали под юридический запрет и заменялись сначала на нейтральный термин «другие», а затем на позитивный «бескрайние».

Однако, свойственное этим категориям sapiens, асоциальное поведение и мода на внешний вид, прижилось среди их симпатиков, лишённых качеств — или недостатков — «новых людей», остававшимися стандартными представителями вида. Идея избранности подобных представителей вида, культивируемая масс-медиа современного им мира, основанном исключительно на частной собственности, и достигшей критической точки концентрации, закрепилась в термине «каста».