Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Не всегда везёт, — подбодрил я его, включая боевой режим доспеха. — Команде к отражению абордажа!

В такие минуты меня всегда охватывало какое-то особое чувство. Особая дрожь. Наверное, так дрожат боевые собаки из новых пород — тех, что недавно вывели на Штральзунде. Я снова провёл рукой по зуммеру алярма. Он не ответил. Я нажал ещё раз — результат тот же.

В отсек управления, готовые к абордажу, вошли ещё пять «гиен».

Я посмотрел вопросительно на Рязанцева, который даже не поднялся с кресла оператора, в котором сидел. Он посмотрел на меня, потом отвёл взгляд в сторону, как бы раздумывая о чем-то, потом наши глаза снова встретились.

— Франц, — сказал мне Рязанцев, — согласно приказу адмирала Головина, я перевёл управление кораблём на себя. Просто, чтобы ты не наделал глупостей — драки не будет. Если ты будешь возражать — он кивнул в сторону Юкки фон Бёма, около которого лежали обездвиженные террисы, — я тебя арестую.

— Делай, что хочешь, Рязанцев, — я махнул на него рукой и снял шлем. Кровь ещё бурлила по венам и стучала в висках в ожидании боя, но если честно, то я был рад, что с русскими, всё-таки, не придётся драться. И всё ещё, не совсем понимал, как мы выкрутимся из сложившейся ситуации. — Чертов актёр, — сказал я Рязанцеву.

— Что-то не похоже, чтобы ты выглядел расстроенным, — прищурился Павел.

Он крутил себя в кресле туда-сюда, как будто не случилось ничего серьёзного. Не было у нас на борту трёх лежащих в беспамятстве офицеров, союзного Ганзейскому Союзу флота, всего в нескольких тысяч километрах от нас не горела, подорвавшись непонятно на чем, терассаконтера Альянса Свободных миров, к нам на абордаж не заходит русский рейдер, наверняка с хорошей абордажной командой на борту.

— Сыграем ёще немного, — сказал Павел, — Зайди за внутренний визор отсека, Франц, чтобы тебя не было видно.

— Что за игры в прятки, Павел? — устало сказал я, садясь на обшитый металлокерамикой бимс, проходящий над палубой через переднюю, крайнюю часть рубки, так, чтобы меня не брали камеры.

Я мог только слышать, но похоже, Павел вызвал террасаконтеру.

На дисплее, перед ним, появился адмирал Франциско.

— Адмирал, у нас проблемы, — услышал я голос Рязанцева.

— Почему снова Вы? — спросил дон Мариано. — Где капитан фон Кассель?

— Капитан фон Кассель находился с абордажной группой и, скорее всего убит, — не моргнув глазом доложил Рязанцев. — Ходовые двигатели «Барона Врангеля» выбиты. На нас заходит, предположительно с целью абордажа, русский рейдер класса «Всадник». Готовимся к отражению абордажа.

Как много людей хотят меня убить — подумал я. — Слишком много, за последнее время. А Рязанцев врёт, как поёт. И ходовые двигатели подставил сам. Точно сам. Меня опять втёмную сыграли. Но поверит ли ему дон Франциско?

— Наши данные совпадают, — сухо кивнул дон Мариано. — Почему не выходят на связь мои представители на Вашем корабле? — спросил он.

— Ваши офицеры находились с фон Касселем, в десантном отсеке, — сухо ответил Рязанцев. — Скорее всего, они погибли вместе с капитаном. Сожалею, но у меня всё.

— Я почему-то не верю Вам, — сказал дон Мариано презрительно. Так, как будто бы он разговаривал с опасным, но тупым животным. — Жаль, что мне сейчас не до Вас. Мы не можем локализовать пожары.

Он не жаловался, не просил о помощи, он просто снисходил до низшего существа, с которым свела его судьба. Когда-то, когда он ещё был адмиралом, а я — офицером герцогства Остзее, он очень разозлил меня своими манерами. Это чуть не стоило ему жизни.

— Вряд ли мы увидимся снова, адмирал, — сказал Рязанцев. — Русские уже отстрелили абордажные капсулы. Мы будем драться, но шансов мало.

— Думаю, русские возьмут Вас в плен, в случае неудачного для Вас исхода боя. Вы же sapiens как и они. — Капитан Франциско произнёс слово sapiens так, как бы он произнёс «Paramecium» [60] так, как бы он произнёс «Paramecium». — Парамеции , род инфузорий, здесь в значении — примитивные, одноклеточные. . — Держитесь бодрее, майор, — сказал он, — Если через полчаса Вы не выйдете на связь, я попробую выбросить десант, с тяжёлой техникой, на планету. Вряд ли мы спасём «Деву Марину». На планете мы разобьём лагерь так, чтобы продержаться до подхода ближайших крупных ганзейских судов с десантом. Если окажетесь на планете и будет возможность — выходите на сигнал. Это всё.

— Принято, дон капитан-навигатор, — ответил Рязанцев.

Экран отключился.

В это время раздался стук — я чуть не сказал себе, «в дверь». Я даже подумал, что это стук по обшивке рейдера, настолько он был громкий и натуральный — но стук не мог быть слышен сквозь шумопоглощение внешних контуров.

— Вызов системы связи моего доспеха, — пояснил Павел, улыбаясь, убирая громкость и открывая шлюз, — Игорь шутит.

Я помнил, что Игорем звали лидера русских ирредентистов Одинцова. Вот как. Так они друзья?

— Ты знаком с полковником Одинцовым? — спросил я.

— Учились когда-то вместе, в Москве, в историко-архивном, — сказал Рязанцев. — Гражданская специальность, знаешь ли.

— Интересная история у нас получается, — сказал я, всё ещё сидя на металлокерамике бимса, — хоть кино снимай.

Индикатор кислородной насыщенности шлюза загорелся зелёным.

— Давай, — сказал я, — пускай своих друзей.

— Надеюсь, — ответил мне Павел серьёзно, открывая шлюз и внося необходимые изменения в систему «свой — чужой», — они станут и твоими тоже.

— Посмотрим, — только и ответил я. Отключил и отложил за спину автоматическую винтовку, сел в кресло, закинул ногу на ногу, и с большим интересом приготовился наблюдать за происходящим.

Шлюз открылся, в него ввалилось целая толпа десантников, похожих на ос. Такое сходство придавала широкая, жёлтая полоса, пущенная через устройство камуфляжа по черно-белому, имперскому доспеху. Получался черно-жёлто-белый флаг. За время, с момента захвата повстанцами «Орла», он стал прочно ассоциироваться с ними.

Из толпы, прямо к Рязанцеву, направился один из русских десантников, с большим, черно-желто-белым, уг ольным шевроном на рукаве. По пути он снял шлем — я узнал полковника Игоря Одинцова. Выглядел он совсем так, как его изображали медиа: лёгок, подтянут, мускулист, но не так, как принято в десанте. Он носил, как и Головин, усы. Как писали его поклонники и особенно поклонницы, эти усы придавали ему сходство с русскими деятелями далёкого прошлого. Вероятно, это ему льстило, хотя, на мой взгляд, выглядели эти усы, слегка закрученные вверх, глупо. Сам Одинцов нравился людям, и, как я ранее уже говорил, был лично мне симпатичен тем, что слова у него не расходились с делами. По моему личному мнению, это был, очень неплохой для русских, вариант нового военного лидера. Тот случай, когда умение нравиться людям, решительность и военная удача, сочетались в одном человеке. Время для Игоря Одинцова сейчас было тоже подходящее.