Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Павел…, — с радостью и явным удовольствием от встречи, сказал Одинцов, подходя и обнимая Рязанцева, — это было грандиозно! Прими мои комплименты. Образцовый показательный бой, как на тренажёрах. Правдоподобность, азарт — всё на такой тонкой грани!

Русские вообще любят обниматься. Похоже, это ритуальный элемент их боевого братства. У имперцев — исключительно солдатский обычай. Офицер избегает этого.

— Игорь, — сказал Рязанцев, — хочу представить тебе: капитан рейдера «Барон фон Врангель», Франц фон Кассель.

— Рад видеть Вас, капитан, — сказал мне Одинцов, на хорошем имперском. Он подал мне руку и, по-имперски-же, щёлкнул каблуками десантных гравиботинок. — Полковник Одинцов, к Вашим услугам.

— Я немного говорю по-русски, — сказал я, отвечая на приветствие. — Могу сказать, что я Вас таким и представлял.

— Без хвоста? — пошутил Одинцов, и добавил, — У нас мало времени господа, нужно решать, как действуем дальше, не поменялись ли наши планы. Мы можем остаться втроём? — спросил он то ли меня, то ли Павла.

— Капитан? — посмотрел на меня вопросительно Рязанцев.

— Всем покинуть отсек управления, — приказал я, оглядывая капитанский мостик.

— Я не могу, — раздался голос Юкки фон Бёма из его ниши. — Я здесь не один.

Глаза Одинцова окинули пространство отсека и, увидев фон Бёма и «скульптурную» группу из лежащих бескрайних с ним рядом, заиграли весёлыми искорками.

— Наш медик, лейтенант фон Бём — пояснил Рязанцев.

— Разрешите полюбопытствовать, — сказал Одинцов, подходя к неподвижным телам офицеров Альянса, не подававшим никаких признаков жизни. — О! Вот как вы решили эту проблему. Остроумно. Ваш медик нам не помешает. А Вы не хотите выбросить этот мусор за борт, капитан? — спросил Одинцов, повернувшись ко мне.

Я не успел подумать об этом, — сказал я, — настолько я не был в курсе, как Вы сказали Павлу, «наших» планов, и вашей с ним спецоперации.

— Что Вы, капитан, — возразил мне Одинцов, — это ваша спецоперация. Он особенно продчеркнул слово «ваша». — Я имею в виду Ганзу, — пояснил русский полковник. — Как я понимаю, это очень большая спецоперация, по спасению некоего капитана фон Касселя. Причем, адмирал Ганзы Головин сильно рискует своей головой. Ведь так, Павел? — повернулся он к Рязанцеву.

Павел кивнул, с некоторой укоризной глядя на меня. Мы остались втроём, в отсеке управления, если не считать Юкки фон Бёма с его подопечными.

— А почему Вы участвуете в их… — я запнулся, — в ганзейской… в нашей, — наконец выдавил я из себя, — спецоперации?

— Тяжело Вам, капитан. — улыбнулся Одинцов, и плюхнулся в кресло, рядом с майором Рязанцевым. — Вы не возражаете, капитан? — спросил он у меня формальное разрешение.

Одинцов с удовольствием покрутил себя в кресле, оглядываясь по сторонам, оценивая новый для него корабль.

— Хороши ганзейские инженеры… — сделал он комплимент ганзейскому кораблестроению, обдумывая ответ, на, вероятно, непростой для него вопрос.

— Я участвую потому, что выбора у меня нет, — наконец, ответил он мне. — Помните поговорку, про то, что враг моего врага мне друг, капитан фон Кассель?

Я кивнул головой, оценивающе рассматривая его. Говорят, у русских это не принято, но мне было не до приличий и этикета.

— Мне, моим людям и идее, которой я служу это выгодно, — продолжал Одинцов, разглядывая снова тела трёх бескрайних, вокруг Юкки фон Бёма.

— А какой идее Вы служите, полковник? — спросил я.

— Чтобы не говорить долго сейчас, ведь у нас мало времени, — ответил Одинцов, и искорки снова мелькнули в его глазах, — считайте, что я гуманист.

Рязанцев хмыкнул. Мне стало интересно. Я-то думал, что Одинцов начнёт говорить о гражданской войне.

— Я абсолютно серьёзно, господа, — настойчиво повторил Одинцов. — Вы ведь знаете, что эти представители «Свободных Миров», — он кивнул на лежащих террисов, — устроили на нашем Екатеринодаре. И Вы ведь точно помните Ваш, имперский Аахен, капитан, — он посмотрел на меня. — Ведь хорошо помните?

— Да, — сказал я, — очень хорошо. Орбитальная бомбардировка.

— Города-побратимы, — зло вставил Рязанцев.

— Я думаю, мы испытываем те же чувства, — голос Одинцова стал жестче. — Впрочем, вам ещё предстоит увидеть то, что осталось от Екатеринодара. Бомбардировка-то была со «всячинкой». Я приблизительно понял смысл этого слова, но, по оттенкам я почувтвовал, что было что-то такое, чего я не знаю.

Мы помолчали, понимая, что времени у нас немного.

— Вы ведь уже слышали последние новости? — снова спросил Одинцов.

— Ты про десант на планету? — Рязанцев провёл тыльной стороной ладони по бритому подбородку там, где снова пробивалась щетина. — Хорошо у тебя работает перехват, Игорь.

— Я про десант, — подтвердил Одинцов, проверяя что-то на панели личного коммуникатора на предплечье. — Большой друг Ганзейского Союза, капитан-навигатор Мариано Франциско, начал эвакуацию экипажа своей террасаконтеры на планету, ещё когда мы подходили к вашему рейдеру. А сейчас на планету, — Одинцов ещё раз посмотрел рапорт, — пошла уцелевшая тяжёлая техника.

— Франциско говорил о своих планах, во время сеанса последней связи, — сказал Рязанцев. — Выглядел он хреново, но гордо. Так что ничего хорошего от него ждать не приходится. Но ты же эвакуировал гражданских?

— Ришара насмотрелся? — ехидно спросил Одинцов.

— Ну да, — сказал Павел, — он из немногих журналистов, кто отвечает за свои слова.

Одинцов поморщился.

— В общем да. Толик хороший парень и всегда проверяет, но… Но его инсайды на мою тему только от меня.

— Деза? — закусил нижнюю губу Рязанцев. — Это была твоя деза?

— Частично, — ответил ему спокойно Одинцов, — сам подумай, как я мог эвакуировать целую планету пиратскими рейдерами и шахтёрскими фрахтерами?

— То есть? — спросил Рязанцев.

— У меня, — пояснил полковник, — да что там у меня — у всей, оставшейся в живых, гражданской общины русской колонии Екатеринодара, на такой фрахт просто бы не хватило денег.

— А то ты платил когда-то, Игорь… — сказал Рязанцев с лихой весёлостью.

— Я и тут не мог платить, — серьёзно ответил ему Одинцов. — И дело вовсе не в том, что нельзя было захватить пару грузовых кораблей Альянса. Как ты, наверное, знаешь, мы захватили несколько, с оружием, боеприпасами, медикаментами и едой — без них на планете, после бомбёжек, начался бы хаос.

— А в чем же дело? — с некоторой иронией спросил его Павел. Я видел, что он говорил с Одинцовым действительно, как старый друг, не боясь задеть и обидеть того случайно брошенным словом.

— Всё просто, — ответил ему Игорь Одинцов, — русскую власть на планете представлял я. Если бы я взял деньги гражданских, переживших две орбитальные бомбардировки, потерявших близких в этом огненном аду, это было бы неправильно. Кубанцы, только что, успешно пережили несколько штурмов со стороны Альянса. Наверняка агенты Альянса воспользовались бы этим, чтобы дискредитировать ополчение. Представляешь себе сообщения в ресурсах интерсети: «Ополчение полковника Одинцова отбирает деньги, у только что переживших орбитальные бомбёжки, граждан русской колонии Екатеринодар?»