Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Они что-то транслировали? — спросил Одинцов.

— Передали два шифрованных сообщения, — сказал фон Менгден, — перехват мы сделали и передали на «Орёл». Наши люди над ними работают.

— Надеюсь, что капитан-навигатор Францискоуже вас похоронил, коллеги, — сказал Одинцов нам с Рязанцевым.

— Хорошо бы, — подал голос Рязанцев. — Как ему в глаза смотреть-то теперь?

— В глаза мы ему смотреть не будем, — сказал Одинцов. — А то вдруг они у него фасеточные?

Какое-то время он рассматривал обречённый, огромный корабль, уже брошенный командой. Тот плыл в темном пространстве, как диковинный морской зверь. Обломки его нижних палуб, дрейфующие вместе с ним, напоминали стайки мелких рыб-падальщиков, вокруг мёртвого хищника. Корабли Альянса, как все корабли на свете, обладали своей, особенной красотой. В них было что-то и от древних галер, бороздивших моря на Старой Земле, и от морских хищников, таких похожих друг на друга, на любой планете, где есть океан.

— Давай торпеды, Юра, — сказал Одинцов своему навигатору, выводя на дисплей чертёжи террасаконтер, и находя среди них «Деву Марину». — Давай торпеды, Георг, — повторил он, отмечая цель. — Одну в отсеки боеприпасов, вторую, куда хочешь, на свой вкус.

— Дайте чёткий приказ, капитан, — сказал фон Менгден бесстрастным голосом.

— Юра, — сказал ему Одинцов по-свойски, — дай просто одну торпеду туда, где ещё не горит.

Фон Менгден пожал плечами и включил инфракрасный режим на визорах, чтобы ещё раз определить очаги пожаров.

Рейдер еле слышно вздрогнул.

— Торпеды пошли, — невозмутимо сказал Георг, через несколько секунд.

— Не могу отказать себе в этом удовольствии, — сказал Одинцов, переключая экран на визоры, разворачивая картинки торпед и общего вида обречённой террасаконтеры. — Хоть это, конечно, и не вернёт тех, кто погиб в Екатеринодаре. Присоединяйтесь, господа, — сказал он нам, — редкое зрелище!

Я смотрел, как торпеды шли к цели. В рубке «Всадника» повисло молчание. Было слышно, как Одинцов постукивает перчаткой по панели пульта управления.

— Террасаконтера, как немая, — нарушил молчание Рязанцев. — Ушли наши «друзья», значит.

«Дева Марина» была, по сути, уже мёртва. Когда в ту часть, где находился отсек управления, как нож, вошла первая торпеда, стройное, красивое тело террасаконтеры деформировалось, и, вдруг, вспухло несколькими отвратительными «нарывами». Деформация поверхности корабля, распространяемая взрывными волнами, рвавшими переборки и плавившими сверхвысокими температурами отсеки, дошла и до огромной носовой скульптуры, стоявшей над отсеком управления. Прекрасная обнажённая девушка, выходящая из морской пены. Её фигура начала было тоже «опухать», но, внезапно, раскололась надвое. Гигантская, верхняя часть её удивительно красивого торса, с руками, державшими рукоять спады, закувыркалась в нашу сторону. Она казалась крохотной на фоне огромного корабля.

Вторая торпеда, поразившая отсек боеприпасов, дала «опухоли» ещё больших размеров, деформировавших корпус, с ещё большей скоростью. Внезапно, корабль «лопнул» большой, черно-оранжевой объёмной кляксой, закрывшей от нас бесконечные звёзды, чей рисунок так сильно менялся с каждой точкой перехода. Последний, большой взрыв превратил террасаконтеру в большое облако обломков.

— Вот так, — сухо и жёстко сказал Одинцов, глядя на море, дрейфующих в нашу сторону, обломков.

Было что-то чертовски грустное в картине гибнущего корабля, пусть даже это была террасаконтера террисов. Мы убили её, как когда-то китобой убивал кита, поражая его гарпуном с гранатой, которая взрывалась в теле огромного животного, ощущавшего приближение смерти. Я знал, что похожие чувства испытывают все, кто находился в рубке. Неожиданное для всех нас, неловкое молчание повисло в отсеке управления русского рейдера.

— Поздравляю Вас, полковник, — сказал я, снова нарушив тишину в рубке «Всадника». Нельзя было поддаваться эмоциям. Фокус только на успех.

— С чем? — не понял Одинцов, — он думал о чем-то, он был погружён в свои мысли, глядя куда-то мимо.

— Это первая, крупная потеря Альянса, с начала войны, — заметил я. Этого не смогла сделать ни Империя, ни мы. Сделай я такое, или кто-то из имперских капитанов — нас ждала бы крупная награда.

— Ну, — Одинцов повернулся ко мне, цитируя известную поговорку, — «Что адепт Серапеона сделает за идею, ганзеец сделает только за деньги…» — Не завидуйте мне так, фон Кассель, — добавил он, — Вы ведь тоже причастны. И гораздо больше, чем Вам кажется.

Я удивился. Молча. Но видимо, настолько выразительно, что Одинцов снисходительно улыбнулся.

— Видите ли, полковник, — возразил, я с ноткой некоей отстранённости, — я не совсем ганзеец. Я остзеец. Разницу понимаете?

— Простите, если обидел Вас, фон Кассель, — Одинцов хитро улыбнулся. — Разницу я понимаю. Уж поверьте человеку, до сих пор не выступившему ни на одной из сторон русской гражданской войны…

— Нынешняя гражданская война чем-то отличается от других в истории человечества? — спросил я, уже примирительным тоном.

— Трудно сказать, ответил мне бывший студент Московского Историко-Архивного Института, Игорь Одинцов. — Как говорил мой добрейший учитель, профессор Сергей Михайлович Половинкин: «учение о человеке до сих пор остаётся одним из наименее изученных аспектов деятельности самого же человека». Это вообще первая война за последние двести лет…

— Утверждение Вашего учителя так же парадоксально, как и первая война за двести лет.

— Не провоцируйте меня, фон Кассель, — вдруг сказал Одинцов. — Когда-нибудь потом, в другой обстановке, мы как-нибудь сядем и обязательно поговорим обо всём, может даже поумничаем и вспомним не только Сергея Михайловича, но и многих как русских, так и имперских мыслителей, которых заботили действительно серьёзные вещи. Гораздо более серьёзные, чем собственное выживание, или торжество над грудой обломков пустого корабля.

— Согласен с Вами, — ответил я. — Просто попал под впечатление того местного апокалипсиса, который мы тут с Вами устроили.

— Как Вы думаете, — спросил меня Одинцов, выдержав небольшую паузу, — почему мы торпедировали уже оставленный экипажем один их самых крупных кораблей Альянса?

— Подрыв на минах, пожары, — сказал я. — А ещё, вероятно, виртуозная работа Ваших минёров.

— Ни я, ни мои минёры, не заслужили Вашей похвалы, — покачал головой Одинцов. Всё время, пока я удерживал планету — мои ребята, конечно, ставили минные поля. Поставили мы мины и к подходу террасаконтеры, но безуспешно. Сенсорные поля «Девы Марины» зафиксировали их, потом вышли рейдеры просканировали и уничтожили всё, что мы поставили. Так что, это не мои минёры.