Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Ну да, сказал Игорь, — в каждом секторе около точек стоят навигационные буи, маркирующие место перехода.

— А сам механизм? — подводил я его к своей мысли, — само устройство должно быть?

— По заявлениям вашего кайзера, — сказал Одинцов неуверенно, чувствуя, что говорит глупость, — точка, после установки, растворяется в пространстве.

— Вот, — сказал я, — вот такие места в описании технологий мне никогда не нравились.

— Не поверишь, но мне тоже, — сказал Одинцов, всё ещё не веря моим словам. — Если честно, то это самое странное, что слышал.

— Когда я был под следствием Ганзейского Союза и Альянса Свободных миров, — продолжал я, — у меня сложилось впечатление, что моих следователей на допросах интересовал именно этот вопрос.

— Про точку? — уточнил Игорь, — или про что-то ещё?

— И про точку перехода, и про службу техподдержки и про «Серебряную тень», — ответил я ему.

— Знаешь, — сказал Одинцов, — попробуй поговорить об этом с Элизой. Только искренне. Я думаю, она может много знать об этом. Только осторожно и искренне, ты же сам знаешь: — «Üb immerTreu und Redlichkeit bis an dein kühler Grab» [82] «Üb immerTreu und Redlichkeit bis an dein kühler Grab». — Пусть честь и верность, до конца, пройдут с тобой в Пути. .

Только этого мне не хватало. Мне, офицеру Остзее, читают древние правила имперской чести.

— «Und weiche keinen Fingerbreit an Gottes Wegen ab» [83] «Und weiche keinen Fingerbreit an Gottes Wegen ab». — Ты не сойдёшь с него, пока не сможешь Путь пройти. , — закончил я мрачно. — Спасибо, Игорь, но я ещё поживу. Коньяк потихоньку оказывал своё приятное действие. У вас, на Кубани, очень хочется жить. Жаль, что уходим.

— Мы сюда вернёмся, — уверенно ответил Одинцов. — И на ваше Остзее тоже.

Кубань уходила. За эти несколько дней, я увидел много людей со злыми лицами. Людей, для которых оружие стало вторым «я». В «Русскую армию» Одинцова записалось почти в три раза больше, чем предполагалось. Они хотели драться дальше, уходя со своей Родины, бросая планету, которую они так любили. Несколько раз мне приходила в голову идея остаться с ними. Я снова, как когда-то в Кёнигсберге, думал об этом. Привлекала меня простота и ясность цели, стоявшая перед кубанцами. Драться — значит драться. Без всяких компромиссов и понимания сложности союзов, необходимости изменить, на время, позицию ради чего-то, что, якобы, до поры скрыто, и кто-то знает, что делает. Кто-то. Но не ты.

У меня же впереди маячила перспектива — или остаться на службе Ганзейскому Союзу, сменив имя, внешность и идентификаторы личности — или сделав то же самое, уйти в «серые» пиратские зоны, и, воспользовавшись тем, что Одинцов называл «наследство Касаткина» попробовать сыграть свою собственную игру.

Оба варианта мне не нравились. Среди ганзейцев я чувствовал себя чужим, иначе и быть не могло. Кроме того, адмирал Головин, как я сейчас понимал, продумывая и вспоминая всё, что произошло со мной с того памятного боя над Фридрихсхалле, сделал всё, чтобы я исчез из круговорота центральный событий, охвативших Империум сапиенс.

Отношение к пиратам и вообще, выходцам из «серых» зон, у меня было чем-то похоже на то, как к этому относился Одинцов. Хотя я понимал, что состав населения этих самых «серых» зон — от Архангельска до самой Кушки, которую я, всё-таки, разыскал на карте русских пространств, после русской революции сильно изменился. Теперь там наверняка появилось, и ещё появится много людей, с такими же взглядами, как у меня или Игоря Одинцова. А сейчас, туда уйдёт ещё и вся Кубань, и не просто Кубань, а с оружием на руках. Но здесь нужно обязательно брать в расчёт тот факт, что в основном — это русские, а моё владение этим языком хоть и неплохое, но всё ещё далеко от того, чтобы стать своим сразу.

Был и ещё один вариант. Просто уйти на окраины обитаемого мира и спокойно жить, ожидая, пока всё успокоится, приобретёт какой-то устойчивый, стабильный формат. Но это было совсем не для меня. В том положении, в котором я сейчас оказался, придётся выбрать чью-то сторону. Чтобы меня не захотели «стереть» из реальности бытия и те и другие. Как показал вчерашний разговор с Одинцовым и мой допрос в Кёнигсберге, многие представляют меня источником тайн и скрытых технологий. Сидеть на пороге своего дома и ждать киллера, или группу захвата пришедших за тобой — не лучший способ выхода из создавшейся ситуации.

Но больше всего, хоть я и не хотел себе в этом признаваться, меня держала Элиза. Что собирается делать эта девушка сейчас — мне было непонятно и интересовало больше всего.

Пришедшие вчера капитаны пиратов разделились на две группы. Одна, с Ильёй Афанасьевым, помогала эвакуации — распределяла людей, грузила оружие, поднимала это всё на орбиту, где стояли транспорты. Илью я встретил утром, перед тем, как спустился на планету. Он шёл, со своими людьми, на «Красавицу».

— Привет, капитан ле Форт, — он раздумывал, можно ли подать мне руку, но я сам протянул свою, он пожал её крепко, с какой-то несвойственной ему неожиданностью.

Тут я вспомнил, как меня вчера неожиданно «окрестил» Одинцов. Что ж, ле Форт, так ле Форт.

— Зови меня просто Франц, сказал я Афанасьеву. — Просто Франц, или капитан Франц, — имя, придуманное мне Одинцовым, резко и непривычно резало мне уши. Что бы сказал мой отец, Якоб фон Кассель, услышав, что я потерял даже своё имя?

— Так полковник твой, Одинцов, был такой манерный вчера, требовал звание называть, — ответил Илья Афанасьев. — Хорошо, что он хоть не имперец, там многие вообще с титулами.

Я уже несколько раз сталкивался с тем, что многие русские, под влиянием пропаганды Альянса считают, что имперские приставки «фон» или «ле», «де» или «ван» являются признаком какого-то особого положения и происхождения. Альянс использовал это, как повод для того, чтобы сказать, прежде всего своим гражданам, что в Империум Сапиенс есть тоже, что-то вроде сословного неравенства, тоже имеются свои касты. И если люди уровня адмирала Головина, полковника Одинцова или майора Рязанцева лишены этого предубеждения, то простые пираты вроде этого атлета, шедшего со мной сейчас рядом, всё ещё пребывают в этом забавном заблуждении. Можно ли это будет как-то использовать в пиратских секторах, оторванных от большого мира — нужно подумать. На самом же деле, «фон» или прочие приставки, получаемые в Империи после окончания Военной Академии, указывают лишь на определённый уровень доступа к командному управлению, кораблям, и вообще, являются показателем уровня определённой компетентности.