Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— То, что ты красочно описал, как «количество вариантов выбора, которые есть у отдельно взятого человека», — ответил я Игорю Одинцову, — называется предательством и потерей чести, — я пожал плечами.

— Не горячись Франц, — улыбнулся Одинцов. — Я, как и любой русский человек, воспитывался в той же системе ценностей, что и каждый имперец. Я сейчас, просто, говорю тебе о изначальных конкурентных возможностях нашего вида и наших противников — претерис. Конкурентных возможностях, которые определялись не особенностями физиологии, а подходом к проблеме, обусловленном воспитанием. Наше общество-солдат проигрывает, на данном этапе, более гибкому обществу террисов, вот и всё.

— Борьба ещё не кончена, — сказал я. — Я-то ещё жив.

— А разве у тебя, или твоих друзей не было мысли о том, что всё кончено и хорошо бы всё бросить к чёрту и уехать на тихую планету? — спросил меня Одинцов прямо.

— Конечно были, — честно ответил я ему.

— Того, кто привык не сгибаться, легко сломать, — кивнул, соглашаясь, головой Одинцов, — У наших противников принципами и понятием чести обладают только сераписы — высшая каста. В обществе претерис все успехи — благодаря высшей касте, все неудачи и вина за проваленные договоры — объясняется необходимостью найти компромисс ради благополучия двух низших — Диониса и Исиды. Наше же общество верит в то, что каждый человек в нём должен быть идеален, с ног до головы! Потеря репутации в нём катастрофична. Мы не можем отступать от принципов потому, что в ошибках всегда виноват ты сам.

— Это правильно, — снова пожал плечами я.

— Давай выпьем коньяку, — сказал мне Одинцов, пытаясь взять перерыв в нашей беседе, чтобы попробовать собраться с мыслями получше. — Тот, на который мы спорили перед боем, достанется теперь Павлу Рязанцеву, когда он придёт в себя.

— Хотя, по праву, его выиграл Гюнтер Лютьенс, — возразил я ему.

Мы понемногу выпили.

— Стоило возникнуть конфликту между двумя системами, и все неудачи, тоже, легли на плечи вашего кайзера Вильгельма, — продолжил свою мысль Игорь Одинцов. — Тогда как у Альянса, даже правительственные новости подаются цифровыми персонажами. Ты никогда не услышишь в их медиа конкретных имён, несущих ответственность за что-либо. «Есть мнение», «случилось так, что», «Все люди доброй воли». Альянс невероятно безличен. Его хозяева невидны. Его успехи — общие успехи, благодаря мудрому руководству «слуг народа», а неудачи — следствия сложившихся обстоятельств, ради этого самого народа. И то, и другое только поднимает авторитет «Сераписов». Их общество кажется просто неуязвимым на предвоенной стадии борьбы идеологий, с помощью активной пропаганды друг против друга. Кайзер Вильгельм, которого вы, имперцы, называете теперь сумасшедшим — в высшей степени здравомыслящий человек, Франц. Он сразу понял, что проиграет в сложившейся ситуации. Один против невидимых финансовых сообществ Альянса. И попытался взять паузу.

— Паузу? Ценой гибели флота? Ценой потери всего, что было создано за весь период новой истории? — спросил я осторожно. — Не слишком ли ты монархичен, Игорь? Так оправдывать кайзера не приходило в голову даже мне.

— Возможно, — ответил мне Одинцов. — Но хочу заметить, что Имперский флот не погиб, а как бы сдался Ганзейскому союзу, он находится на его территории, увеличивая общую военную мощь Ганзейского союза, минимум в два раза. И сейчас, я хочу донести до тебя, Франц, — настойчиво продолжал он, — что за кайзером Вильгельмом всегда, понимаешь, всегда стояла Ганза. Она создала его. И кайзер продолжает играть свою роль в её системе. В настоящее время и он, и его брат Фридрих, твой бывший герцог, находятся на территории Ганзы. Если хочешь знать моё личное мнение, то я не думаю, что их вообще собирались выдавать Альянсу. Так что, если у тебя ещё не прошли приступы верности короне, — он посмотрел на меня иронично, — у тебя, для реализации твоих планов по спасению твоего герцога, много времени. А такие планы, как я думаю, у тебя точно есть. В целом, на мой взгляд, ситуация, у вас, у имперцев, более радужная, чем наша. У нас все гораздо хуже.

— Это ещё почему? — спросил я.

— Ваши пространства переходят во власть Ганзы, понемногу входят в пространства, расширяющегося за счёт бывшей Империи, Ганзейского Союза. За наши, русские пространства, идёт борьба между Альянсом и Ганзейским Союзом, и что самое отвратительное — посредством гражданской войны. На мой взгляд — это следствие нашего слишком быстрого развития. В нашу колонизацию вкладывали деньги как Империя, так и Альянс.

— О, да, об этом много говорили у нас, в Кёнигсберге, — сказал я. — Экспорт подрывной идеи. Агенты Серапеона и инспирация русской революции. Но знаешь, Игорь, я не очень верю в тайные общества, — сказал я.

— А кто говорит о тайных обществах? — парировал Одинцов. — Мы же с тобой понимаем, что вид sapiens, когда то, просто бежал на другие планеты с помощью изобретения кайзера и под его руководством. Мы выглядели как ретрограды в том перенаселённом обществе, что было на старой Земле. Если в колонизации Марса sapiens хоть как-то участвовал, то освоение Венеры прошло только силами homo praeteris. Что лежало в основе проекта «Новый мир»? Протест безвластного меньшинства, нашедший выход в случайном изобретении, которое сделал никому не известный инженер компании Ганза. Нас не было жаль тем, кому на Старой Земле было тесно. Мы уходили с перенаселённой планеты, решая проблемы тогдашних хозяев, получивших в руки высокую продолжительность жизни, и даже, в некоторых случаях, бессмертие — вещь по тем временам невиданную. Тебе ведь говорят что-то названия Дионис, Исида, Серапеус?

— Ну да, — сказал я. — Это символы чего-то, вроде общественных организаций, — сказал я. — Самые популярные культы из пантеона древних богов Старой Земли, символы современной эстетики Альянса.

— Но это и системы отбора, Франц, — сказал Одинцов. — За которыми стоят деньги. Очень старые деньги. Потоки денег, старые как наш мир. И система воспитания современных сообществ Альянса. Они и изменяют себя по-разному, как ты знаешь.

— Ну да, — сказал я. — Самые массовые сообщества — Исиды и Диониса. Серапеус — каста военных и управленцев.

— Исида и Дионис принимают в себя всё, что является балластом в обществе Альянса. Это индивиды, для которых бескрайние, пограничные для нервной системы, невероятные удовольствия стали смыслом их счастливого существования. «Живи быстро, умри красиво» — и это в эпоху, когда банальная проблема бессмертия осталась далеко в прошлом. Видоизменённое совершенство тела бескрайних даёт такую возможность воздействовать на своё сознание химически, или раздражая нервную систему, что управляемая смертность, среди членов этих обществ, выглядит нормой. Они и с планет почти никуда не выходят. У них всё есть рядом. Общество или как говорят бескрайние, культ Серапиуса, это то, с чем приходится иметь дело нам.