Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Говорят, что несбыточная мечта туриста, — сказала Элиза, — это, когда кроме тебя в отеле никого нет. Тебе повезло, Франц.

— Ещё бы, — ответил я. — Всё хотел заманить тебя именно в такой отель. Как раз, чтобы никого не было. Это несбыточная мечта Франца фон Касселя.

— Мечты иногда сбываются, — сказала Элиза, пристально меня разглядывая, своими синими, как два больших озера, глазами. — Так как, насчёт твоего имени?

Шел второй день эвакуации планеты. Сколько у меня времени, чтобы насмотреться этой синевой её глаз?

— Пусть будет ле Форт, — сказал я, вспомнив упражнения Одинцова в сравнительном языкознании, во время первой встречи с пиратскими капитанами. — Или даже Лефорт, — попробовал я новое имя на вкус ещё раз, — Франц Лефорт.

— Звучит неплохо, — сказала Элиза. Хорошо, что ты всё-таки озаботился этим. Время совсем вышло.

Мы почти не виделись за эти два дня. Я ловил себя на мысли, что всё время думаю о ней. Даже сейчас, меня заботило больше не то, откуда у Элизы доступ к управлению моим кораблём, а то, как пахла её кожа, когда она шла рядом. Я даже не знал о ней ничего толком, кроме того, что сам видел. Это было неправильно, но мне это, чёрт возьми, нравилось.

— Кто ты, Элиза? — спросил я. Она привела меня в аппартаменты с видом на море. Было видно, как пиратский рейдер «Красавица», посадили прямо на воду, вокруг него кипела работа. Иса «Сидоров» где-то даже раздобыл подводный челнок для туристов. Было видно, как из открытых люков маленькие фигурки людей перегружают что-то в рейдер. Жемчуг.

— Время совсем вышло, — повторила Элиза, обнимая меня за шею, — а ты хочешь поговорить, Франц? И её глаза оказались так близко к моим, что я просто утонул в их синеве.

Честно говоря, я хотел поговорить, но Элиза сама сказала, что «время вышло».

— Элиза, сказал я, с трудом отрываясь от её губ, теплых и сочных. — Мне нужны ответы на мои вопросы.

Она одним щелчком сбросила с себя костюм пилота и отошла на шаг. Солнце осветило её с ног до головы. Казалось, что вот-вот, и её белая кожа станет прозрачной. Кажется, британская часть Империи Сапиенс называет такую белоснежную кожу «apple-blossom type», но мне было не до того. Ещё одним щелчком она распустила волосы, они рухнули вниз золотым каскадом. Она снова подошла ко мне. И снова синева заполнила всё. Где-то там, за границей этой синевы раздался ещё щелчок, на секунду я ощутил холод, но тут же жар её тела заполнил каждую мою клетку. Мы рухнули куда-то вниз.

— Начнём с того, — прошептала горячая синева её голосом, — что меня зовут не Элиза.

Пока мы кувыркались, как два метаморфа, прошла, казалось, целая вечность, наполненная жаром и синевой. Время от времени, сквозь моё расплавленное сознание, в голову стучалась дурацкая мысль о том, как же её зовут? Мысль смывала очередная волна ощущений и так было много раз, пока всё не кончилось и сквозь приступы реальности я понял, что нахожусь на отмели небольшого бассейна. Я лизнул скулу Элизы, которая не Элиза. Вода была солёной. Она медленно поцеловала меня в шею.

— У тебя были какие-то вопросы, Франц? — спросила она тихо.

— Были… — ответил я.

Говорить не хотелось. Было наплевать на всё, кроме этой девушки, имени которой я не знал. Это было неправильно.

— Познакомиться бы, — сказал я, еле сдерживаясь от смеха.

Она тоже рассмеялась, и приподнявшись на локтях, сложив ладони под подбородком, посмотрела на меня. Солнце светило сквозь её волосы, отчего они казались совсем золотыми.

— Мне кажется, я знала тебя, всю свою жизнь, Франц Лефорт, — сказала она.

— Я тебя тоже, — сказал я, — Элизабет Сугэ, ein Madchen aus Himmelskanzlei [85] ein Madchen aus Himmelskanzlei — девушка из небесной канцелярии. . Только я пока ещё не Франц Лефорт. Знаешь, о чем я подумал?

— О чем? — спросила Элиза, рисуя что-то на моей груди.

— О том, как хорошо бы было, когда все уйдут, остаться вдвоём на планете. Ты и я.

Она посмотрела на меня.

— Это было бы возможно, Франц, если бы не началась война. Даже не представляешь, насколько это было бы возможно. Я как раз об этом мечтала в детстве, глядя на твои фото в журналах. Райская планета и мы вдвоём. Ты и я.

— У тебя были деньги в детстве на покупку целой планеты? — пошутил я.

— У меня нет, — ответила она серьёзно. — Но они были у герцога Фридриха. И он бы не отказал мне.

Ревность, конечно, пережиток далёкого прошлого. Но я бы теперь убил целую галактику за эту девушку, и в этот момент моё сознание стало рудиментарным. Ну да, как же… «Добрый герцог», с целым штатом «Небесной канцелярии».

— А какое отношение имел его сиятельство к тебе? — спросил я, равнодушным голосом.

— Дурень, Франц, — сказала она уперев палец мне в лоб. — Какой ты дурень. Герцог мой дядя.

— Твой… дядя…? — спросил я с глупым видом. — Так значит кайзер Вильгельм твой… — я подбирал уместное в этой ситуации слово — … твой папа?

— Кайзер Вильгельм мой, — она рассмеялась, передразнивая меня, — «…папа».

— Значит, тебя зовут…

— Вот мы и познакомились, милый — сказала она. — Меня зовут Виктория Луиза…

— … фон Цоллерн… — закончил я ошарашено. Вид у меня был, наверное, глупый. Её имя объясняло всё. И контроль над «Серебряной тенью», и то, как девушке подчинялись все, включая Одинцова с его монархическими «пунктиками», и то, что она вытворяла, что считала нужным, и то, что Рязанцев без конца называл её «принцесса»… Она действительно принцесса, это не было простым комплиментом. С другой стороны, она действительно «aus Himmelskanzlei», из «Небесной канцелярии», только не такой, как все мы её представляли. В её «канцелярию» входил её отец, она сама и её дядя. Мой герцог, Фридрих, которому я служил. Вот уж действительно, «Святая Троица», как говорят террисы.

— Это ни для кого из твоих друзей уже не секрет, Франц, — сказала она. — И только ты, один только ты, ничего не понял, пока я не сказала тебе прямо в лоб.

— Это любовь, — сказал я рассеянно, всё ещё чувствуя себя полным идиотом. — Любовь слепа…

— Просто ты тупой солдафон, дразнила меня Элиза, — тебя обманула моя форма лейтенанта Остзее, которую я надела ради тебя.

— Я буду звать тебя Луиза, — ответил я, всё ещё не вполне осознавая реальность. — Это звучит, почти как Элиза…

— Можешь даже Лу, — сказала она почти серьёзно. — Тебе нужно время, чтобы привыкнуть?

— Лу — это для конспирации? — попытался я пошутить.

— Так звал меня мой отец, — грустно сказала Элиза. — И дядя Фриц.

Самое неприятное, когда ты просыпаешься в регенераторе — это гель в лёгких. Нестерпимая боль, которая буквально разрывает твоё тело на части. Кашель, который душит тебя до рвоты, выворачивая тебя несколько минут наизнанку, пока легкие не освободятся от биогеля.