Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

— Что это за идол?

Всё это было не к добру, однако практикующая восточные эзотерические учения воробьиха старалась подавить в себе напряжение и отгонять тревожные мысли, дабы не позволить им материализоваться.

— Это Ганеша. Божество мудрости и благополучия.

— Ха, — усмехнулся слон, — Как можно почитать мудрость, ею не обладая? Ибо лишь глупцы ищут божество в камне и дереве!

С этими словами он поднял двумя пальцами курчавого Мартрейю из серой глины и бросил на пол. Грядущий Учитель человечества разлетелся на мелкие кусочки. Воробей безуспешно попытался выпроводить хама, толкнув его в грязный бок, испуганные птенцы спрятались за мать. Но воробьиха самообладания не теряла.

— Божественный абсолют не только в камнях и деревьях. Он во всем, что нас окружает и в каждом из нас. И эти статуэтки — не разные идолы. Это лишь различные представления о едином божестве тех, кто жил до нас. В них каждый из ваятелей стремился запечатлеть главное качество божественного — красоту. — Подозревая в слоне религиозного фанатика, птичка старалась, чтобы её речь была как можно боле примирительна.

— Бог не есть красота, но гнев! — покачал головой мутант. — Посмотри вокруг: разве все вокруг стремятся наслаждаться красотой? Нет, все стремятся убивать, лишь только мимолётный страх за жизнь свою коснётся их сердец. Ибо Бог есть ещё и страх!

— Только глупец отвечает на зло другим злом. Мудрый убеждён, что не существует никакого зла, а лишь укрепляющие сердце испытания, что ниспосылает Вселенная. И мудрый благодарит её за это!

— Новозаветная ересь, превратившая людей в расу слабаков! А ты? — спокойно произнёс он. — Ты в этом убеждена?

И вдруг слон своим хоботом схватил за шею несчастного воробья и оторвал его когтистые лапы от пола. Птенцы истошно зачирикали, воробьиха закричала вместе с ними. Маммолоид, повернув огромную голову, смёл хрипящим воробьём статуэтки с одной из витрин и с размаху грохнул его об пол. Шафрановый орнитоид пытался подняться, но не мог этого сделать. Слон шагал впёред, круша огромными кулачищами прилавки. К истошному птичьему крику добавился безумный перезвон падающих колокольчиков.

— Ты будешь отрицать существования зла, когда я уничтожу все плоды трудов твоих? — ревел он, превращая в обломки представителей индуистского пантеона. Хозяйка разрушаемого магазина пятилась к кассе, пряча за собой вопящих птенцов. По полу узорам на полу рассыпался ароматный чай и изысканные пряности.

— Ты будешь возносить хвалу Богу, когда я буду ломать шеи отпрыскам твоим?

Воробьиха уже не пятилась. В её чёрных глазках сверкала ненависть, желтоватый клюв был решительно сжат. Одной рукой она прикрывала коричневоголовых воробьят, в другой блестело трёхгранное лезвие ритуального кинжала Пхурба, направленное в сторону бушующего слона. Три лица на голове божества, украшающей рукоять оружия, искажала гримаса гнева. Слон остановился, довольно покачал большой грязной головой.

— Взгляни на руку свою, ибо ею движет истинный Бог, — произнес он и, тяжело ступая короткими толстыми ногами, пошёл к выходу, осторожно переступив воробья. В дверях он обернулся.

— Скажи им всем: скоро каждый познает, чего стоят фальшивые убеждения и ложные идолы, когда в любой миг может развернуться под ним алчущая пасть могилы!

Накинув на голову коричневый капюшон своего плаща, слон исчез в весёлом гомоне солнечной улицы, оставив разруху в торговом зале, смрад в воздухе и кое-что куда более мерзкое в душах воробьиной семьи.

Утро понедельника неторопливо прогоняло вытянувшиеся к западу тени от домов и деревьев. Спрятавшийся за территорией автобусного парка уютный двор на окраине города был наполнен движением. В обрамлённый слегка пожелтевшими липами и тополями прямоугольник, образованный пятью старыми пятиэтажками различной длины, выходили из своих подъездов люди и мутанты всех возрастов. Детёныши маммолоидов, амфибоидов и инсектоидов разбегались и разлетались по школам и детским садам. Молодые парни, девушки и мутанты отправлялись в различные образовательные учреждения, где готовились становиться представителями одного из трёх направлений трудовой деятельности: техниками, воинами, либо администраторами. Отъезжали разноцветные машины, взлетали блестящие элашки с уже успевшими устать от предвкушения рабочей недели жильцами, тоскливыми глазами различной видовой принадлежности смотрящими в родные окна, завидующими тем, кто из-за рабочего графика, болезни или старости остался нежиться в своих постелях. Постепенно, движение затихало, фигуры сновали всё реже и реже.

Центральный дом в архитектурной композиции двора был более ветхим, чем остальные. Собранному из синеватых панелей зданию с большими балконами было более двухсот лет. Как и всё строения того периода, он пережил бесчисленное множество капитальных ремонтов и реконструкций. Застройку двадцатого и двадцать первого века не принято было сносить. Потому как строить новое общедоступное жильё было нерентабельно в связи с уменьшившимся за последние два века населением городов, а развивающиеся строительные технологии помогали реставрировать многоэтажки человеческих времён с минимумом затрат. Но всё равно, на фоне своих возвращённых к жизни собратьев, сияющих в лучах солнца обновлёнными белыми кирпичами и блистающих укрепляющими конструкцию вертикальными полосами металлопласта, этот трехподъездный дом смотрелся невзрачно.

Сплошная, без окон боковая его стена была украшена посеревшими от ветхости бледно-синими керамическими квадратиками, поверх них были намалёваны примитивные граффити, среди которых чёрными кляксами выделялись потерявшие актуальность буквы S.P.Q.R. Расположенная неподалёку от них железная дверь в подвал открылась не сразу. Сначала она задрожала от нескольких глухих ударов изнутри. На последнем отвалились петли замка, полотно с лязгом ударилось о стену. Из темноты показался грязный синеватый слоновий хобот, усеянный жёсткими волосинками. Следом, пыхтя, протиснулась большая уродливая голова маммолоида. Проповедник с трудом выбрался из слишком узкого для него проёма, поднялся по небольшой лестнице к углу дома. Натянув на макушку большой капюшон своего коричневого плаща, слон неторопливо потопал во двор.

Встав под окнами у центрального подъезда, Проповедник выставил свой изогнутый хобот и протяжно протрубил, имитируя вой затихающей сирены. Наполненный тревогой звук распорол уютную тишину солнечного утра как ножом. Из некоторых окон выглянули обеспокоенные морды. Дважды повторив свой сигнал у других подъездов, мутант отошел от дома, взобрался на пересекающие двор трубы, воздел большие трёхпалые руки. Многократно отражённый от стен, округу огласил его глубокий голос: