Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

Основная масса выживших его не слушала, оглушённая страхом и горем. Но некоторые начинали понимать, что существо, погубившее их семьи, находится прямо здесь, перед ними. В оседающей пыли возникали приближающиеся к бандитам фигуры. Грязные мутанты перелезали через трубы и в их руках были обломки плит и способные служить оружием железяки. Впереди, от ярости встав на четыре лапы, скаля морду в яростной гримасе и рыча, медленно подходила толстая медведица в испачканной пижаме, за ней в полный рост шёл её отпрыск, выставив в сторону Палача длинный кухонный нож.

— Да вы чего, мать вашу, в конец тупые? Синий! — рявкнул Германов.

Червяк взял в руки ещё два детонатора с кнопками на обоих концах. Вытянув и согнув крючком пальцы, нажал на все четыре кнопки сразу. Где-то на территории автобусного парка прогремел новый каскад взрывов, ещё более мощных, чем предыдущие. В просвет голубого неба с правой от разрушенного дома стороны выстрелил новый столб пыли. Озлобленные мутанты вздрогнули и остановились. Раскачивая свисающим из полумрака капюшона согнутым хоботом, слон встал за спиной Палача, прицелившегося поверх спины медведицы в её детёныша.

— Спасла медвежонка-то? Второй-то раз сумеешь? — усмехнулся бандит. — Или мне из-за тебя ещё пару домов взорвать?

Самка не ответила, лишь поднялась и отступила, прикрывая собой сына. Из её глаз брызнули слёзы, растекаясь по запылённой морде, губы маммолоида скривились в гримасе бессильной злобы. Палач наслаждался её взглядом. Это был миг его триумфа. Огромное зубастое и клыкастое существо, способное в один миг разорвать его на части, смотрело на него умоляюще-ненавидяще! Все они сейчас так на него смотрели, все, презирая себя за это, признавали его право карать, либо миловать. Такой власти он не чувствовал никогда прежде, к ней он стремился, в неё он верил! Сейчас он был отделён от них невидимой стеной, куда более прочной, чем любая другая из камня и металла. Он был в абсолютной безопасности, так как сумел внушить им истинный ужас пред собой, парализовал их волю. Сколько раз он сам через это проходил, сколько раз оказывался с другой стороны перед яростными тварями, боясь сделать лишнее движение либо сказать неловкое слово! И вот теперь он занял их место! Блестели его ликующие глаза, разделённые вышитым на маске красным топором. Сквозь дурманящее чувство собственного превосходства он слышал приближающийся вой сирен. Он получил то, что хотел и он будет великодушен, он никого из них не убьёт!

Палач опустил дробовик и повернулся спиной к тем, чти жизни он только что разрушил, зная, что ни один из них не двинется с места, пока он не уйдёт. Следом за червяком он спускался в прохладную тьму подвала, слышал, как Проповедник запирал за ними решётку. А жильцы уничтоженного дома так и стояли в оседающей пыли, до тех пор пока во двор, визжа разноголосыми сиренами, не начали заезжать белые и красные броневики пожарных и медиков, сопровождаемые чёрными джипами ССБ.

За некоторое время до того, как под старым домом разверзлась земля, капитан Арафаилов решил пересмотреть своё отношение к выполняемой им работе. На это повлияло несколько факторов, одним из которых была недавняя история с поджигателем, в которой Ящер на собственной шкуре почувствовал, к чему может привести заигрывание с опасными неуравновешенными существами. Другим — скандал с отстранением Камолина, сопровождавший передачу дела о бригаде Палача майору Нуаре.

Благие намерения оленя реализовать не удалось, не получилось слияния сводных групп под его руководством. Фар предусмотрительно вышел из её состава, выпросив у Толоконникова статус прикомандированного эксперта по борьбе с терроризмом, ибо скрывать свою задачу было уже не от кого, да и незачем. Тем самым он совершенно разгрузил от рутины свой и без того свободный рабочий график и освободил место для опального старлея. Но старый волк, с вернувшимся со стажировки в региональном центре первым заместителем, не намерены были давать тому шанс реабилитироваться в их глазах.

Поводом послужило то, что Камолин каким-то образом умудрился не упомянуть в отчётах обнесённый два месяца назад склад со строительной взрывчаткой, с помощью которой подземельные рэкетиры разбирались с неугодными им коммерсантами, предпочитающими встать под протекцию Минотавра. Во-первых, как выяснилось в ходе дополнительного следствия, её в пролом в бетонном полу уволокли столько, что хватило бы обрушить добрую треть коммуникаций, во-вторых, доставку именно в этот склад, а так же бессрочное хранение взрывчатых веществ оплачивала небезызвестная Ящеру «Фотиа Финанс». Появись эта несуществующая конторка в поле зрения капитана раньше, можно было успеть разнюхать их причастность к террористам, не придумывая мудрёные подставы и не дожидаясь радикальных демаршей Квирина.

На татуированного офицера спустили всех собак, а Камолин, в свою очередь, не догадался промолчать, а свалил вину на столичного капитана, сорвавшего, по его мнению, операцию, итогом которой могла быть ликвидация всей группы, и потворствующего ему Толоконникова. Самого Фара в тот момент в кабинете начальника не было, но даже за дверью секретарской он, вместе толпой скопившихся в коридоре любопытных бездельников, слышал доносящийся оттуда хай и мат с многократным упоминанием собственной чешуйчатой персоны.

Когда наконец оттуда появился бледный и взмокший Камолин, Фар с трудом мог опознать в этом отощавшем озлобленном человеке того уверенного в себе жизнерадостного офицера, защищавшего его от глупых выпадов Дерджерри. Даже татуировка головы жука, поверх которой на макушке забросившего внешний вид офицера отрастала колючая рыжая щетина, казалась какой-то, более тёмной и страшной. Отведя Абдельджаффара в сторонку, он схватил его за ворот жилетки, упёрся изображёнными на лбу жавлами в лоб рептилоида и прошипел:

— Ты мне ответишь, придурок столичный!

— Убери руки, старший лейтенант, — процедил сквозь зубы Фар, нащупывая ручку топорика на поясе. В последние два слова он вложил максимум презрения, на которое был способен.

Глаза старлея на исказившейся в гримасе ярости лице, были стеклянными и смотрели куда-то мимо Ящера. В пустом коридоре никого кроме них не было, однако офицер, казалось, ожидал чьей-то реакции. Неожиданно он покачал головой, расслабился и отпустил ворот.

— Ну чего ты? — с фальшивым вызовом произнёс Арафаилов. — Хочешь, чтобы я тебе колени прострелил? Так пойдем на задний двор!

— Ты всё в игры свои играешь. Показываешь нам, быдлу, как надо работать. Инновационные методы внедряешь. Наша старая псина тебя на руках носит. Конечно, ведь благодаря тебе столько событий в его провинциальном болоте! — констатировал Камолин, и в его голосе чувствовалась горечь. — Чёртов нигилист! Ты сам себя считаешь дерьмом, и потому всех вокруг считаешь дерьмом и расходным материалом! В себя приди! Вокруг тебя живые существа, которые легко становятся мёртвыми и у них свои судьбы, которые легко поломать! Все трупы, — погрозил он Фару пальцем, — все, кого убьют эти уроды — они все теперь на твоей совести.