Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

— Эти бепредельщики, они купили всё и всех, нам нереально отвертеться было! Я про них знаю всё, я расскажу как и чего! Отвечаю, я найду для вас Квирина, весть город перерою, всё сделаю, чтобы искупить!..

— Ничего ты, дерьма кусок, уже не сделаешь, — спокойно возразил один из окружавших его легавых. Это был тот саамы рептилоид-капитан. Зелёная чешуйчатая тварь, жизнь которой совсем недавно была у Германова в руках, теперь распоряжалась его собственной.

На пытающегося подняться бандита посыпались удары. Эсэсбешники долбили ногами по его бокам, пока он, стоя на коленях, не прижал голову к тротуарной плитке. Стоило ему снова открыть рот, как хитиновая лапа с размаху стукнула его по виску. Новый костюм палача был измазан в пыли и копоти. Избитый несостоявшийся владыка теневой жизни города отчаянно пытался понять, почему так случилось и что же всё-таки пошло не так.

А загвоздка была в том, что несколько дней назад его надёжный кореш Гена Баскервиль вот так же стоял на коленях в одном из переулков, скрученный двумя молодцами в чёрно-серой форме охраны Промзоны. Перед ним была фиолетовая остроносая элашка, а возле неё, закутавшись в лоскуты своего плаща, замер ныне покойный Рохха. Только не ихтиоид добрался до пса, а сам Баскервиль его нашёл. Рохха, чуть склонив на бок голову с торчащими из пасти зубами-саблями, внимательно слушал. Гена тоже выторговывал свою жизнь и жизни нескольких своих подельников. И делал он это куда более эффективно, чем Палач.

Утром, как они и условились, маммолоид спрятался в одном из ближайших к банку подвалов, управляя патрулирующем округу Ястребом. Сэр Баскервиль преспокойно наблюдал, как готовится эсэсбешная засада, а сам заверял своего воодушевлённого мечтами о власти товарища в том, что всё вокруг спокойно и тихо. Он и сейчас был неподалёку. Сидел в углу салона большой белой элашки, на которой прибыл Нехо, рядом с ним валялся выключенный Ястреб. Абсолютно трезвый Сэр Баскервиль, оставивший в подвале и свой шлем, и костлявую жилетку, с достоинством выпрямился, всем своим видом показывая готовность и в дальнейшем быть полезным господину Хепру и его организации.

А в это время лишенный последних остатков гордости Палач старался не поднимать головы. Легавые, стоявшие полукругом возле него, больше его не били, лишь поливали грязью. «Ты, мразь, нам ответишь за Этьена! Тварь чёртова! Урод!» — злобно восклицали они. Но для Германова большинство из них были тварями. Даже не смотря на них, он видел перед собой шерстяные и чешуйчатые головы этих чудовищных подобий людей, оскаленные острозубые пасти, уродливые носы, рога и наросты на их гротескных подобиях человеческих лиц. Сверкали их разноцветные глаза разной формы и величины, с отвратительных хрустом щелкали жавлы. Алексей даже сквозь запах гари и заполняющей нос собственной крови чувствовал вонь их животных тел. Почему всё было так несправедливо? Почему всю его жизнь он должен был бояться уродов, с рождения наделённых природой оружием? Казалось, что он снова стал запуганным подростком, какими они с братом когда-то были. За всю его жизнь он так и не смог понять, что никакие зубы и когти не смогут компенсировать слабость собственного характера. И его беда была не в том, что он родился человеком, а в том, что так и не смог преодолеть доставшуюся в наследство от матери трусость и приобретённую в процессе собственной жизни бессильную ненависть.

Эсэсбешники вдруг затихли. Глядя исподлобья, Германов увидел приближающуюся по переулку стройную немолодую женщину в чёрной форме.

— Арафаилов, — окликнула она рептилоида. — Заканчивай с этим, второго опознали. Доктор Хопп, заместитель главврача той самой «зимней» больницы.

— Ну, теперь вообще всё как надо! — радостно воскликнул вышедший ей навстречу капитан. — Сами будете руководить?

— Некогда, давай уж ты. Номер приказа… А не помню! В регистрации потом уточнишь, — презрительно посмотрев на бандита, сказала она, после чего быстро пошла к броневику.

— Ты не забыл? — спросил Арафаилов у одного у другого рептилоида, красного, с бугристой мордой. Тот подал ему блестящий пожарный топор с изогнутой красной ручкой.

Палача схватили за руки и приподняли, нагнув голову вниз. Поняв, что с ним собираются делать, Германов испуганно завыл и засучил ногами, теряя лакированные туфли. Несколько чёрных фигур навалились на него, полностью обездвижив, кто-то сдвинул назад ворот рубашки, со словами: «Это будет мешать!» — сорвал его шеи цепочку. Палач судорожно дышал, его сердце бешено колотилось. Столько раз он угрожал отрубить кому-нибудь голову, но никак не мог подумать, что это настолько страшно для того, с кем это сейчас произойдёт. Капитан заговорил:

— Именем Евразийского Союза! Алексею Германову, инкриминируется организация террористической группы и деятельность, направленная на разрушение государственности и дестабилизацию общественных настроений. Кроме того, неоднократные попытки причинения смерти и тяжкого вреда здоровью находящимся при исполнении сотрудникам Союзной Службы Безопасности, а так же причинение тяжкого вреда здоровью майору Этьену Нуаре, повлекшее неспособность к выполнению служебных обязанностей данным сотрудником. Приказываю причастное лицо ликвидировать. С временно исполняющей обязанности начальника Управления согласовано. Исполнитель — старшина Бао.

Рептилоид вернул топор своему большеголовому собрату. Злобная толпа одобрительно загоготала. Перед глазами объятого смертельным ужасом Палача толстые красные пальцы, увенчанные чёрными когтями, сжали пластиковую ручку. Кто-то подшутил:

— Ну чего Мясо, для любимого Этьенчика-то нарубишь мяска?

— За нашего французика следовало бы отрезать ему филейную часть! — Смех его будущего убийцы раздался где-то над головой Алексея. — Только она у него слишком мясистая. Лопатки слишком костлявые. А вот голова на холодец подойдёт!

Вонзившись в шею Палача, чудовищная боль разрядом тока пронзила всё его тело, чтобы в следующий миг исчезнуть вместе с ним. Он полетел куда-то вниз и всё падал, падал, падал и падал…

Последним убежищем потерявшего всякую надежду на дальнейшее существование Камолина стала неприметная подстанция, спрятавшаяся в кустах напротив жилого дома с маленькими разноцветными балконами. Её магнитное поле не позволяло засечь датчики слежения, а они могли быть не только в значке, от которого он предусмотрительно избавился. Гудение трансформаторов заглушало суетный гомон двора, разговоры проходящих рядом людей и мутантов, свист пролетающих элашек, визги детёнышей на детской площадке. Оно позволяло убийце остаться один на один со своими тяжелыми, спутанными мыслями, большая часть которых, теперь он в этом был уверен, принадлежала вовсе не ему. В судорожных попытках навести порядок в собственной голове, Михаил садился то в один угол пыльного помещения, то в другой, задавая себе один и тот же вопрос: «Хотел ли я сделать то, что сделал?» В этот миг рядом появлялся Гнолг. Двойные деревянные ворота пропускали достаточно вечернего света, чтобы отчётливо его видеть. Камолин знал, что это никакой не Гнолг, да и вообще никого здесь нет, но не мог воспринимать эту галлюцинацию иначе, как своего друга юности. Плоская чёрная гусеница поворачивала в его сторону свою маленькую оранжевую голову и категорично заявляла: