Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

— Хотел.

— А может этого хотел не я, а ты? — не выдержав, вслух спрашивал Михаил, ввязываясь в глупую дискуссию с самим собой.

— Не может, — отвечало видение.

— Но я же не сразу его возненавидел, так? Я постепенно убедился в том, что он всё рушит вокруг себя, что из-за его слабости твориться вся дрянь вокруг. Получается, что под твоим влиянием я сам себя убедил! Или ты меня убедил? Чьи это были мысли: твои или мои?

— Наши, — расплывчато отвечал Гнолг.

— Ты хочешь сказать, что я сам виновник всего этого? Ты загубил мою карьеру, лишил возможности иметь семью, будущее! И ты думаешь, я сам помог тебе разрушить свою жизнь?

— Да.

— Да? — вскрикнул убийца, рискуя быть услышанным во дворе. — А нахрена бы мне это делать?

— Симбиоз.

Паразит внутри него ничего ему не объяснял, при этом объясняя всё. Галлюцинации и зрительные и слуховые, нужны были лишь для связки мыслей, которое существо внутри бывшего старлея вплетало в его собственные. Паразит сам рассказывал своему носителю о себе, когда приходило подходящее время. Симбиоз! Очень емкое слово, которое расставляет всё по своим местам. Нервные системы двух разных существ соединенных воедино. Камолин всё пытался отсеять свои интересы от его, а напрасно. Мысли паразита не противоречили его мыслям, они дополняли их. Кам вспомнил, как паразит помогал ему в бою с охранником Толоконникова, заставляя уклоняться от выстрела ещё до того, как сам старлей давал такую команду своему организму. В конце концов, у них теперь одно тело на двоих и они оба заинтересованы в его выживании. Стоп! Вот кто это сейчас пришёл к таким выводам, Миша или Гнолг?

— Неважно, — подсказала галлюцинация.

И ведь действительно, какая теперь разница? Совершенно неважно, под влиянием каких обстоятельств существо совершает тот или иной поступок, поворачивает свою жизнь в том или ином направлении. Можно винить в своих бедах кого угодно и что угодно, хоть чёрта внутри себя, тем более что в случае с Камолиным это была не такая уж метафоричная фигура речи. Важно то, что поступок совершён. Значит в тот конкретный момент времени, для той конкретной личности подобное решение казалось единственно правильным. И «Я», совершившее его, должно было принять на себя всю полноту ответственности за свой выбор. И не важно, одинарное оно, либо двойное, своё, или искусственно внедрённое. Благодаря паразиту внутри, сбывалось самое сокровенно желание Михаила — он становился наполовину насекомым. В нём исчезали надуманные страхи, сомнения, сожаления и дурацкая, причинившая столько бед людям, жалость к себе.

На микромобильник снова пришло странное сообщение. Какие-то непонятные оранжевые знаки в три столбика. Такие сообщения приходили и раньше, последнее за день до того, как он убил шефа. В тот вечер он и придумал, как и когда это сделает. Точнее не он придумал, а Гнолг воспользовался присланной ему информацией, чтобы расставить ловушку. Теперь Камолин это понимал, поэтому не пытался разобраться в том, что там написано, а вытянул руку в сторону черно-оранжевой гусеницы.

— Это твои хозяева. — И этого Гнолг больше от него не скрывал.

— Не прочитать, — прозвучал в голове Кама голос друга.

Действительно, ведь у них были одни глаза на двоих. Подняв руку с голограммой на уровень лица, убийца таращился в непонятные знаки до тех пор, пока не почувствовал, что Гнолг всё понял.

— Они велят нам вернуться к ним. Хотят убить обоих. — Миша знал ответы, не задавая вопросов. — Они обещают отделить тебя. Ты поэтому уверен, что они лгут? Ты знаешь, что это невозможно?

— Знаю, — подтвердил Гнолг. — Чувствую.

Услышав какой-то посторонний шум, Михаил обошёл трансформатор и достал из сумки свою бронеполимерную маску эсэсбешника. На её чёрной выпуклой поверхности застыло искаженное отражение его осунувшегося лица. Он долго разглядывал свой искривлённый подбородок покрытый щетиной, колючий рыжий ежик на маленькой макушке, скрывающий татуировку. Тихое шипение раздалось снова, убийца с любопытством приложил край маски к уху. Вот оно, очередное проявление тупости его бывших коллег! Они заблокировали доступ к служебным частотам с его личного микромобильника, а про резервный передатчик в маске благополучно забыли!

В городе шла крупномасштабная спецоперация. Радиоэфир был заполнен позывными и командами. Накрыли логово тех, за кем он так долго и безуспешно охотился. Михаилу стало любопытно. Он присел в угол и начал внимательно слушать. Трое бандитов сдались. Слон, паук и какой-то амфибоид. Они вышли на поверхность, встретили группу и показали входы. Со слов предателей, они были заминированы, поэтому эсэсбешники для начала закачали туда отравляющий газ, как и предлагал в своё время Кам. Через некоторое время, одетые в противогазы группы зачистки начали спускаться в подземелья. Но больше никого не нашли, ни живых, ни мёртвых. Канцероида и червяка отравить не получилось. Оперативники обнаружили лишь следы волочения чего-то тяжёлого, ведущие к выломанной решётке над уходящими в тёмную бесконечность пустотами.

Что ж, теперь у бывших коллег Михаила стало на одну проблему меньше, а значит и его самого они начнут искать активнее. К тому же существование Гнолга, сделавшего своё дело, становилось излишне опасным для его хозяев. Им обоим нельзя было больше здесь оставаться. Камолин посмотрел на люк в полу, ведущий к кабельному коллектору. К счастью, за недели поисков Палача, он успел неплохо изучить планы коммуникации города и даже успел узнать, где их перекрыли и перестроили. Примирившееся с собой двойное существо больше не копалось в сплетении собственных «я», обе составные части его сознания вырабатывали план совместных действий. И чтобы выжить, им оставалось только одно — провалиться в преисподнюю.

Умение проигрывать является достаточно редким навыком, и обладать им может лишь существо крайне уравновешенное. Тяжело уметь признавать, что вселенная устроена куда сложнее твоих собственных о ней представлений и результат твоих, либо чьих-то иных действий не обязан быть таким, как им ты себе его придумал. Ещё тяжелее принять этот факт без истерик, горестных заламываний рук, ниспосылаемых в небесные выси проклятий. Немногие могут признать поражение без ненависти к тем, кто пошёл против тебя, или к себе дураку, либо же к первому, кто в такой неудачный момент попадётся под руку. Адам Хопп был одним из этих немногих. Он умел проигрывать. Потому, без лишних эмоций и бесполезных размышлений о причинах и следствиях, он молча лежал на грязном резиновом полу эсэсбешного броневика, с любопытством рассматривая изнутри чуждый ему мир.